С 1892-го по 1893 год между любовниками начался разлад. К этому вело все. Уязвленное творческое самолюбие Камиллы, которая считала, что расчетливый мэтр использует ее в своих интересах, доказательством чему служит вся ее жизнь. Оскорбленные материнские чувства, а также, разумеется, конфликт с Розой Бере, которая, чуя угрозу своему положению, становится все агрессивней. Этот конфликт немало комментировали, основываясь на намеках Джудит Кладель. Но вернее было бы искать причины разлада не столько в ревнивой злобе Розы, сколько в неизбежности столкновения двух незаурядных характеров — рано или поздно оно должно было произойти. Можно удивляться другому: что связь двух людей столь бурного и столь несхожего темперамента продлилась около пятнадцати лет.
Какой итог можно подвести отношениям этой пары, если опираться лишь на скудные документы и отказаться от соблазна что-то домыслить и дать волю воображению — то есть не впутывать в дело свои фантазии, не имеющие ничего общего с исторической истиной?
Вывод первый: на сегодняшний день у нас нет доказательств, что Камилла питала к своему учителю то, что называют страстью. Ни одного пылкого, восторженного письма, ни одного свидетельства, что она вела себя словно околдованная, да и позднее она не выглядела оглушенной или потерянной, что можно было бы считать проявлением сердечной муки, глубокого чувства. Напротив, все наводит на мысль, что в привязанности Камиллы, вопреки ее пылкому темпераменту, было нечто рассудочное и рассчитанное, что свою роль сыграли соображения честолюбия. Нет сведений и о том, чтобы этот пылкий темперамент нашел для себя иной выход.
Бытовая и общественная ситуации тоже не благоприятствовали тому, чтобы роман их был полнокровным и длительным. Камилла жила наполовину в семье и обманывала родных. В те времена считалось немыслимым, чтобы девушка из буржуазной семьи стала признанной содержанкой сорокалетнего “развратника”. Это называли распутством, и, судя по письмам, которые много позже госпожа Клодель-мать писала своей душевнобольной дочери, Камилла долго маскировала свое “падение” искусно выстроенной системой лицемерия: не она ли принимает в доме у собственных родителей в Вильнёве господина Родена с супругой — Розой Бере. И Роза пребывает в не меньшем неведении, чем Клодели, относительно греховной идиллии учителя и ученицы. Правда, Роден ввел Камиллу в самые блестящие салоны того времени, где задавали тон люди свободомыслящие, которые, не питая никаких иллюзий о характере отношений этой пары, принимали ее, следовательно, поощряли их связь. Иными словами, Камилла Клодель предстает перед нами прямо-таки хамелеоном, что мало вяжется с внутренней цельностью, которая всеми за ней признавалась.
Вывод второй: отношениям Камиллы и Родена недоставало простоты и равенства, того, что служит основой глубокой и прочной привязанности между людьми незаурядными. Камилла называла Родена “господин Роден”, равно как и Роден свою ученицу — “мадемуазель Камилла”: признак своего рода кастовой границы. Они не жили по-настоящему вместе, довольствуясь тайной связью. Немногочисленные письма Камиллы к любовнику, которыми мы располагаем, свидетельствуют более о кокетстве, чем об истинном чувстве. Она посылает его, снабдив подробными указаниями, купить купальное трико в Бон Марше — издевка чисто женская. Тучный бородач, занятый покупкой этого весьма интимного по тем временам предмета туалета, должен был выглядеть чрезвычайно комично. Когда она пишет, что спит голая, чтобы чувствовать себя ближе к нему, это лексикон скорее мидинетки, чем романтической героини. В равной мере чувству Камиллы — во всяком случае, многое на это указывает — недостает безрассудства, ослепленности. Совершенно очевидно: Камилла с самого начала ясно видела все слабости Родена. Ее рисунки-шаржи, дошедшие до нас, беспощадны; между тем они сделаны до разрыва, до того, как она почувствовала презрение к нему, что можно считать первым шагом к ненависти. Семейная черта Клоделей — жестокость, далеко не христианская, здесь дает себе волю.
Зато Роден, по-видимому, питал к своей ученице сильнейшую привязанность. Переписка его с Джесси Липском-Элборн в этом смысле весьма показательна, хотя использовать ее трудно: письма не датированы, некоторые утеряны, многие пассажи неразборчивы. Из писем видно, как обеспокоен Роден душевным состоянием молодой женщины. Он чувствует свое бессилие перед этим своевольным ребенком и не знает, как с ним справляться. “Наша милая упрямица, которая нами вертит”,— называет он ее. Во всех этих письмах сквозит забота Родена о возлюбленной. Так, в 1886 году он пишет:
Милый друг, не знаю, как благодарить вас за вашу любезность, вы не знаете, сколько добра мне сделали, а моя бедная душа, такая усталая, нуждается в ободрении, ах! я пересекаю сейчас очень уродливые пейзажи, а между тем хорошо мне только наедине с собой и с моими химерами. Восхитительная природа, восхитительная реальность стран, омываемых солнцем, таким чистым в эту пору; прекрасная Франция, но от моей милой англичанки нет никаких известий, впрочем, вся моя сила забилась в этот угол, вот она, подавленная, оробевшая, выживет ли она — почем я знаю? Пришлите мне ваши фотографии (нрзбр). Обращаюсь с этой просьбой к вашей несравненной доброте, пусть м-ль Камилла и вы будете рядом и в то же время пусть ваши прелестные индивидуальности сохранятся во всей своей цельности.
Вы не прислали мне ничего из того, что я просил!
Я часто заглядываю в свой ящик, иногда внезапно возвращаюсь издалека, из деревни, откуда угодно, думая о письмах из Англии.
Не заставляйте меня слишком томиться (нрзбр) и постарайтесь, чтобы ваша подруга не была такой ленивой.
Боюсь, что показал себя педантом, послав вам газеты, но это не мелочное тщеславие, я думал, что заслужу у вас немножко больше уважения и дружбы. Может быть, получится наоборот и то, что, я думал, будет хорошо, только насмешит вас: я уверен, что (нрзбр) девушки странным образом понимают успех и осмеивают его, впрочем, они правы.
Неуклюжесть стиля, повторы усугубляют впечатление смятения, растерянности. Похоже, Роден начал осознавать, что эта любовная история не похожа на остальные. Юная ученица, в отношениях с которой он попросту воспользовался правом сеньора, как с другими натурщицами, мало-помалу, благодаря своей внутренней энергии и таланту, брала над ним верх. Тем не менее многое: воспоминания близких людей, переписка, а главное, работы — говорит о том, что первые годы одаривали любовников если и не счастьем, то радостью и ни он, ни она не доискивались, на чем держится хрупкое равновесие их отношений.
