Марья Дмитриевна оставалась в Твери, когда Достоевский вернулся из-за границы и снова впрягся в тяжелую работу руководителя журнала «Время». Отношения с Сусловой продолжались и официально определялись сотрудничеством ее в журналах братьев Достоевских, хотя литературные произведения Аполлинарии Прокофьевны были весьма посредственны. Летом 1863 года Достоевский снова отправился за границу, много играл в рулетку, изредка выигрывал, но большей частью проигрывался; дотла. В этот раз он был за границей вместе с Сусловой, встретившись с нею по предварительному сговору. В Париже, на почве нового романа Сусловой, произошел первый открытый разрыв между нею и Достоевским. Затем выяснилось, что герой парижского романа — негодяй, и она снова сошлась с Федором Михайловичем.
По возвращении Достоевского из этой поездки, Марья Дмитриевна, в связи с ухудшением своего здоровья переехала в Москву. У Достоевского много было хлопот в Петербурге с новым журналом, заменившим закрытое «Время», но, несмотря на это, в самый разгар подготовительной работы по выпуску «Эпохи», ему подолгу приходилось жить в Москве с тяжело больной женой Так прошла вся зима 1863–1864 годов.
После смерти Марьи Дмитриевны (15 апреля 1864 года) Достоевский вернулся в Петербург, где застал дела «Эпохи» в печальном состоянии. Брат его Михаил в это время был болен, Достоевский же собирался за границу списываясь об этом с Сусловой. В первой половине июля брат Достоевского умер, и Федор Михайлович за границу не поехал. Все дело и семья брата остались на его руках. Обстоятельства сложились чрезвычайно тяжело. Достоевский изнемогал под гнетом всех обрушившихся на него бед, при постоянном безденежьи и продолжавших его мучить отношениях с А. П. Сусловой.
Все вокруг Достоевского стало холодно и пустынно. В это-то время получил он от экзальтированной дочери витебского губернского предводителя дворянства письмо, тронувшее его своей милой непосредственностью и юношеской искренностью. Письмо понравилось Достоевскому, а приложенный к письму рассказ молодого автора, под названием «Сон», произвел на него хорошее впечатление.
Собственно, рассказ Корвин-Круковской не блещет художественными достоинствами, но Достоевский заинтересовался опытом палибинской барышни и напечатал его в ближайшем номере журнала. Автору был немедленно переведен гонорар, хотя тяжелое материальное. Вложение журнала и более чем запутанные собственные денежные дела заставляли Достоевского расплачиваться с другими сотрудниками почти всегда с запозданием.
Между редактором «Эпохи» и автором «Сна» завязалась тайная переписка — через палибинскую экономку Корвин-Круковских и петербургскую подругу Анны Васильевны.
Как рассказывает Софья Васильевна, первый успех Анюты придал ей бодрости, и она тотчас же принялась за другое произведение, которое вскоре отослала редактору «Эпохи».
Второе письмо Достоевского попало с остальной почтой в руки Василия Васильевича в день семейного праздника. В Палибине были гости, было торжественно и шумно. Генерал заперся в своем кабинете, позвал туда жену, распушил ее за недосмотр и обещал расправиться с Анютой после разъезда гостей. То, что дочь тайком получает деньги от незнакомого мужчины, показалось ему таким позором, что ему сделалось дурно.
Когда все разъехались, Василий Васильевич потребовал Анюту к себе, разнес ее и, между прочим, сказал, что «от девушки, которая способна, тайком от отца и матери, вступить в переписку с незнакомым мужчиной и получать от него деньги, можно всего ожидать!»
Постепенно все успокоилось. Сначала примирилась с фактом писательства Елизавета Федоровна. Муж ее долго сердился, но, в конце концов, сдался и прослушал Анютину повесть, даже прослезился в наиболее трогательных местах. Затем разрешил дочери переписываться с Достоевским, с условием, что все письма она будет показывать отцу.
Получив от Корвин-Круковской вторую повесть— «Послушник», более обширную по размерам, но столь же скромную по художественному выполнению, как и рассказ «Сон», Достоевский решил напечатать ее и высказал автору свое мнение о повести в обширном письме от 14 декабря 1854 года. Здесь редактор «Эпохи» сообщал, что с повестью пришлось повозиться в цензуре, потребовавшей вымарок и исправлений и заменившей название «Послушник» названием «Михаил». «Некоторые из этих исправлений, — писал Федор Михайлович, — и по моему личному убеждению были нужны… От этого сокращения повесть становится короче, сжатее и нисколько не темнее. Все ясно». При этом Достоевский прибавляет, что «величайшее умение писателя, это — уметь вычеркивать. Кто умеет и кто в силах свое вычеркивать, далеко пойдет. Все великие писатели писали чрезвычайно сжато. А главное — не повторять уже сказанного или и без того всем понятного».
Достоевский сообщает также Анне Васильевне мнение критика «Эпохи» Н. Н. Страхова и других членов редакции о том, что у нее «большое прирожденное мастерство и разнообразие», и добавляет от себя: «Вам не только можно, но должно смотреть на свои способности серьезно. Вы — поэт. Это уж одно многого стоит, а если при этом талант и взгляд, то нельзя пренебрегать собою. Одно — учитесь и читайте. Читайте книги серьезные. Жизнь сделает остальное».
Новый автор так заинтересовал редактора «Эпохи», что вторую повесть он напечатал в следующей же книге журнала после первого рассказа; это делается обыкновенно с произведениями писателей с установившейся репутацией. Вторая вещь Корвин-Круковской напечатана на первом месте, и автору выказана предупредительность в смысле гонорара: «Михаил» рассчитан, до сокращений, т. е. за него заплачено больше, чем следовало по занятому в журнале месту.
Разрешив дочери переписываться с Достоевским, отец вынужден был позволить ей и видеться с редактором. Когда Елизавета Федоровна собралась в начале 1865 года в Петербург с дочерьми, Василий Васильевич дал жене инструкцию: «Помни, Лиза, что на тебе будет лежать большая ответственность. Достоевский — человек не нашего общества. Что мы о нем знаем? Только что он журналист и бывший каторжник. Хороша рекомендация! Нечего сказать! Надо быть с ним очень и очень осторожным». И строго приказал Елизавете Федоровне, чтобы она непременно присутствовала при знакомстве Анюты с писателем, ни на минуту не оставляя их вдвоем.
По приезде в Петербург Анна Васильевна послала Достоевскому письмо (от 28 февраля 1865 года) с приглашением притти к ней, чтобы познакомиться лично.
Достоевский пришел в назначенный день. Первое его посещение вышло очень неудачным. «Я тоже выпросила позволение остаться во время его визита, — рассказывает Ковалевская. — Две старые тетушки-немки поминутно выдумывали какой-нибудь предлог появиться в комнате, с любопытством поглядывая на писателя, как на какого-то редкого зверя, и, наконец, кончили тем, что уселись тут же на диване, да так и просидели до конца его визита. Анюта злилась и упорно молчала. Федору Михайловичу было и неловко, и не по себе в этой натянутой обстановке; он конфузился и злился… Мама изо всех сил старалась завязать интересный разговор. С своею самою светскою, любезною улыбкой, но, видимо, робея и конфузясь, она подыскивала, что бы такого приятного и лестного сказать ему и какой бы вопрос предложить поумнее». Достоевский отвечал односложно и резко. Через полчаса он ушел, неловко и торопливо раскланявшись и никому не подав руки. Анюта со слезами убежала к себе.
