В сентябре 1800 г. у Оноре родилась сестра Лора, а около 1802 г. – еще одна сестра, Лоранс. На следующий год детей повезли в Париж, в гости к бабушке – матери г-жи Бальзак. Вскоре после их визита дед Бальзака умер от сердечного приступа. Он был на два года моложе Бернара Франсуа; возможно, зять отпустил ряд уместных замечаний о тлетворном парижском воздухе и необходимости есть свежие овощи. Мадам Саламбье переехала к дочери в Тур, где стала надежной, хотя и не слишком влиятельной союзницей детей Бальзак.
В 1803 г. родители решили, что Оноре и Лоре уже можно вернуться домой. Вскоре Бальзаки переехали в новый дом под номером 29 на той же улице24. В отличие от того дома, где родился Бальзак, – его разбомбили в 1940 г. вместе с почти всем старым городом – второй дом по-прежнему стоит на улице Насьональ, только теперь он значится под номером 53. Детям новое жилище показалось огромным – двор с конюшней и службами, две кухни, пять погребов, парадная гостиная с отдельным входом. В гостиной – своем салоне – г-жа Бальзак принимала многочисленных посетителей. Оноре отвели комнату на третьем этаже, куда приходилось подниматься по деревянной лестнице.
По сравнению с родительским домом жизнь у кормилицы казалась раем. Детей без конца инспектировали; у них находили бесконечные недостатки. Прощание перед сном превратилось в торжественную церемонию. Г-жа Бальзак отличалась мнительностью; по словам Лоры, она гордилась своей способностью угадать по лицам детей малейшие признаки непослушания. Может быть, именно материнские инспекции и допросы с пристрастием легли в основу интереса Бальзака к физиогномике, который не покидал его всю жизнь. Физиогномика представляла для него не научный и даже не литературный интерес, но была средством выживания.
Краткое пребывание маленького Оноре под крышей родительского дома отмечено двумя происшествиями, проливающими свет на психологическую атмосферу. О первом происшествии Бальзак вспоминает в «Лилии долины»; рассказ о событиях тридцатилетней давности звучит из уст главного героя. Теперь можно лишь гадать, насколько правдив тот разоблачительный эпизод. Когда речь заходит о биографии, главное препятствие заключается не в точности изложения, но в хронологии:
«Обо мне так мало заботились, что гувернантка подчас забывала уложить меня спать. Как-то вечером, спокойно примостившись под фиговым деревом, я смотрел с чисто детским любопытством на яркую звезду, и под наплывом печальных мыслей мне чудился в ее мерцании проблеск дружеского участия… Мать случайно заметила мое отсутствие. Желая избежать упреков, грозная мадемуазель Каролина, наша гувернантка, подтвердила опасения матери, заявив, что я ненавижу бывать дома, что без ее бдительного надзора я бы давно сбежал, что я не глуп, но скрытен и хитер, что среди всех детей, которых ей приходилось воспитывать, не было ни одного с такими дурными наклонностями. Гувернантка притворилась, будто ищет меня, и стала звать, я откликнулся; она подошла к фиговому дереву, заранее зная, что я там.
– Ты что тут делаешь? – спросила она.
– Смотрю на звезду.
– Ты не смотрел на звезду, это неправда, – проговорила мать, наблюдавшая за нами с балкона, – разве в твоем возрасте интересуются астрономией?!»25
Равнодушная гувернантка фигурирует и в биографии, написанной Лорой. Мадемуазель Делайе, пишет она, прививала своим воспитанникам почтение, послушание и, превыше всего, страх. Следует заметить, что гувернантки в то время занимали неопределенное положение между буржуазией и обслугой; платили им очень мало. Если им попадалась мнительная хозяйка, такая как г-жа Бальзак, гувернантки, наверное, считали, что проще всего держать детей в страхе. Бальзак догадывался, что причиной подобного отношения тоже была его мать, любившая диктовать свою волю, считавшая проявления ума признаками неповиновения. К сожалению, она еще рассчитывала впоследствии получить приличную награду за свои труды.
«Наступает время, – пишет Бальзак, – когда дети судят родителей»26. Для него такое время наступило рано; и, может быть, его мать понимала, что сын судит ее.
Случай, о котором идет речь в «Лилии долины», показывает, что Бальзак стремится облачить себя в ранние годы в костюм романтического героя. В его детских воспоминаниях ощущаются отзвуки «Исповеди» Руссо, а также произведений, в которых речь идет о детской страсти, подчас даже кровосмесительной – «Поле и Виргинии» и «Рене» Шатобриана. Впрочем, Оноре как будто сохранил мало сходства с тем заброшенным ребенком, какого он любит вспоминать. Лора помнит его «славным мальчуганом». Она пишет: «…когда нас вместе вели на прогулку, его обычно все замечали благодаря его счастливой внешности: хорошо сформированному, улыбающемуся рту, огромным, лучистым карим глазам, высокому лбу и густым черным волосам». Правда, затем Лора простодушно признается, что жизнерадостное личико Оноре считалось серьезным недостатком: его веселье и крепкое здоровье не позволяли их матери «тревожиться за него» и потому относиться нежно и с любовью. Бернар Франсуа считал, что природа свое возьмет, но его жена шагала в ногу со временем: дети для нее по самой своей сути были источником неудобств и неприятностей и нуждались в исправлении.
Самое первое неудобство связано с красной скрипочкой. Благодаря скрипке Оноре обрел своего первого слушателя – Лору: «Бывало, он пиликал на ней без конца – часами… и лучезарно улыбался, как будто слышал чудесные мелодии». Лора умоляла брата прекратить, но он изумленно спрашивал ее: «Неужели ты не слышишь, как это красиво?» Возможно, Оноре вдохновлял недавний пример Паганини, который, как говорили, буквально завораживал публику своими неистовыми импровизациями. Бальзак рано открыл для себя великую тайну искусства: истинная красота чаще прячется в голове художника, чем показывается взору зрителя. Позже его открытие вызовет к жизни «Философские этюды», повести «Гамбара» (Gambara) и «Неведомый шедевр» (Le Chef-d’Oeuvre Inconnu). В обеих повестях мечта о несбыточном идеале уничтожает само творчество. Настало время для Оноре спуститься к началам – в данном случае к начальным классам школы.
Вначале г-жа Бальзак собиралась учить Оноре сама. К счастью для него, она передумала. Материнские заботы уступили место бурной личной жизни. Незадолго до того, как Оноре исполнилось пять лет, в апреле 1804 г., его отдали приходящим учеником в расположенный поблизости пансион Леге27. Небольшой пансион располагался в центре старого Тура; там обучались сыновья купцов и буржуа, границы между которыми снесла революция. За 6 франков в месяц их обучали читать и писать. Уроки продолжались шесть часов. В основном им читал вслух старичок, г-н Док, у которого тряслись руки; а его костюм стойко пережил полвека перемен. Изредка его сменял г-н Бенуа, который обучал их писать красивым «английским» почерком. Любимыми уроками Бальзака были уроки каллиграфии.
