Боб повернулся в мою сторону и очень серьезно, глядя мне прямо в глаза, ответил:
– Чоони больше не подведет. И они не дикари. Просто такая у них жизнь. Родились они тут, а это не их вина.
На это возразить было нечего.
На следующий день я с Пако снова пошел к вождю, подтвердил, что Боб на все согласен, просит лишь, чтобы его не принуждали вставлять в нос кость и не очень сильно разрисовывали лицо, он все-таки городской, сразу ко всему не привыкнешь.
– Ладно, – согласился Черный Кабан, – каждый понимает красоту по-своему. Сила в душе, а не в рисунках на теле. Можно изображать из себя леопарда, а быть пекари. Завтра, когда вернутся охотники, племя будет в сборе, тогда ваш друг станет нашим братом. А имя мы ему дадим Пума – он крепкий парень. Надеюсь, ему понравится.
Имя Бобу понравилось, но еще больше то, что ему не будут протыкать нос.
Вечером у дома Марты появились три женщины, раздели будущего новобранца догола и долго обтирали смущенного Боба какими-то травами. Я отвернулся, чтобы не видеть всего этого кошмара, а Марта, наоборот, подошла чуть ли не вплотную, а чтобы Боб не стеснялся, пояснила, что это чисто научный интерес. Как будто это могло его утешить. Потом те же женщины надели на Боба набедренную повязку и увели куда-то в деревню. Позже я увидел своего приятеля уже на церемонии.
К торжествам готовились, как и обычно, в суете. Утром пришли охотники и принесли убитого тапира. Его разрубили мачете и зажарили на вертелах. Мясо тапира, пожалуй, пожирнее, чем свинина, но есть можно.
Церемония, вероятно, должна была быть красочной, потому что на всех женщинах появились новые бусы из каких-то красных плодов, а на замужних сеньорах еще и что-то вроде юбок, нечто домотканое для особых случаев. Грудь, впрочем, по-прежнему оставалась открытой. Считалось, видимо, что она и сама по себе украшение, даже если ей немало лет и она свисает почти до колен.
Сама церемония проходила уже в темноте, но костров по торжественному случаю разожгли много, поэтому все было прекрасно видно. Вождь, как и обычно, восседал на своем пне, но был весь покрыт какой-то природной желтоватой краской, которая в свете костров казалась золотой. Сначала индейцы собрались вокруг него и он долго что-то объяснял соплеменникам, а потом в круг торжественно ввели Боба. Он тоже был с головы до ног намазан краской, только красной, так что я даже не разглядел, татуировали его или пока нет. Заметил только, что в носу у него – вождь выполнил свое обещание – не было никакой кости. Потом Боб склонил голову и вдруг заговорил на языке племени. Всего несколько фраз, но зубрил их Боб, наверное, целый день, потому что произносил каждое слово с выражением, достойным Лоуренса Оливье.
Наконец женщины, среди которых я заметил и Чоони, осыпали его лепестками цветов, а вождь произнес заветное слово: так индеец Анд стал индейцем Амазонии.
Спать в хижину Марты Боб уже не возвращался. Просто пришли несколько парней и забрали его вещи.
Как потом объяснил при первой встрече Боб, на лбу которого постепенно зарубцовывались раны, нанесенные татуировкой (она действительно оказалась очень небольшой), из личных вещей ему не досталось ничего, кроме безопасного лезвия, которое никому не понадобилось, все остальное пошло в общий котел общины. А беретта, как и положено, оказалась у вождя.
– Какие же мы идиоты, – огорчался Боб, – надо было передать ствол тебе или где-нибудь зарыть. Ничего, – посидев в позе Мыслителя, уже спокойно заметил Боб, – кулаки у меня никто не отберет.
Все-таки, несмотря на природную хмурую маску на лице, в этом парне, как оказалось, жила душа неисправимого оптимиста.
По решению вождя свадьба Боба и Чоони должна была состояться через неделю. Всю эту неделю я маялся от безделья, поэтому то предлагал Марте свои услуги – провел вместо нее два урока испанского языка и даже по ее просьбе рассказал радиослушателям о России, то шел на другой конец деревни к Бобу – смотреть, как он овладевает искусством быть настоящим амазонским индейцем.
Татуировка на его лице под загаром была почти невидимой. Я не понимал, зачем она вообще нужна. Ясность внес вождь.
– Мы мирное племя, нам пугать никого не надо, – сказал он. – А если придется воевать всерьез, татуировка будет уже другая, и наносить ее заново не нужно. Есть одна трава: помажешь старую татуировку, и она станет алой как кровь.
Короче говоря, это что-то вроде боевой униформы, которая до поры висит в шкафу.
Пока я делал успехи на педагогическом поприще, Боб усердно осваивал местную палку-«духовушку», главное оружие здешних индейцев на охоте, учился плести какие-то силки и старательно запоминал основные команды, которые понадобятся ему, когда он снова отправится с охотниками в сельву за добычей. А вдобавок для собственного развлечения совершенствовался в том, что он и без того блестяще умел, – метать нож. Чем сразу же приобрел немалое число поклонников среди местных парней.
Успел Боб даже подраться с каким-то местным «альфа-лидером», который решил проучить новичка, чему мой приятель только обрадовался. Как считал Боб, если уж он в этой компании задерживается, надо расставить все по своим местам. Несмотря на природную ловкость противника, Боб, обладавший хорошей боксерской подготовкой, уложил «альфа-лидера» столь быстро и столь убедительно, что его авторитет в мужской части племени вырос до небес. Даже Чоони начала немного задирать нос, хвастаясь своим женихом.
В общем, если бы Боб действительно решил связать с этим племенем всю свою жизнь, все у него складывалось удачно. Но на самом деле и он только убивал время, а думал лишь о побеге. Правда, мне удалось его уговорить не совершать хотя бы в ближайшем будущем необдуманных поступков. Надо было усыпить подозрения и лишь потом действовать наверняка. Второй попытки Черный Кабан может Бобу и не предоставить. Тяжело вздыхая, Боб признавал мою правоту, но у меня не было твердой уверенности, что терпения у моего внешне спокойного, а в душе крайне темпераментного друга окажется достаточно.
Наконец что-то сдвинулось и в моих делах. Как-то рано утром, когда мы еще спали, в хижину Марты попытался проникнуть маленький, незнакомый мне индеец с непривычной татуировкой по всему телу. Я уже было стал потихоньку подбираться к пареньку, чтобы схватить воришку, но, к счастью, проснулась Марта – слух у нее отменный. Щуплый человечек оказался весьма солидным дядей из какого-то дальнего племени и являлся посланником. Призыв по радио помочь охотнику за кошачьим когтем, то есть мне, который Марта повторяла по моей просьбе в каждой радиопередаче, был-таки услышан. Как сообщил посланец, на днях к нам в деревню должны прибыть два индейца-проводника, причем один из них знахарь, которые и отведут меня к заветной цели.
Теперь я, как буриданов осел, разрывался в сомнениях: проводники должны были появиться как раз к свадьбе Боба, а мне хотелось и на свадьбе друга побывать, и немедленно отправиться на встречу с когтем. Да и пускаться в путь с совершенно незнакомыми людьми было как-то неосмотрительно. Я рассчитывал, что вместе со мной пойдут Боб и Пако, а тут… Но и заставлять проводников ждать было неуместно, наверняка забот у них и без меня хватало, они просто делали любезность Марте.
Пару дней до прихода проводников я провел в колебаниях. И так и не решил, как поступить правильно. Даже спать стал плохо. Хорошо еще, что рядом был такой прекрасный психотерапевт, как Джерри. Покрутившись часа полтора, я все-таки засыпал под его мирное сопение.
А все-таки на черта мне сдался этот кошачий коготь?
Еще через день до меня вдруг дошло, что я остаюсь без переводчика и должен идти бог знает куда в компании «глухонемых». Или, вернее, глухонемым оказывался я сам. Не мог же Боб сбежать ради меня со своей свадьбы, да и старшему брату невесты, Пако, самое место рядом с сестрой, а вовсе не со мной, искателем приключений. Теперь я, почти как наш вождь, впал в глубокий транс и часами сидел, задумавшись, безнадежно, как марионетка, свесив ноги с веранды хижины.
Из состояния транса меня вывела Марта. Узнав, в чем дело, она решительно заявила:
– Я уже была тут на двух свадьбах и, если не появлюсь на очередной, мои этнографические изыскания не очень пострадают. Не волнуйтесь, я пойду с вами. Идти в сельву одному с чужими людьми, да еще без переводчика, это действительно не дело. А я этих людей, пусть и шапочно, но знаю. Да и в сельве не новичок. Вы что думаете, я здесь на одном месте сижу? Да я там, – тут Марта указала пальцем на неприступную зеленую стену неподалеку, – в радиусе нескольких десятков километров каждую травинку знаю. Но вот кошачьего когтя, как и вы, не видела. Самое время познакомиться.
Так у меня неожиданно обнаружился переводчик и компаньон. Эта «зеленая», хотя уже и немолодая нимфа вызывала у меня доверие. Не Боб, конечно, но лучше, чем ничего. Дышать сразу стало легче.
