Мои контакты с местными жителями тоже свидетельствовали о том, что люди ждут реформ. Ежегодная религиозная процессия шахсей-вахсей, которой мусульмане-шииты отмечают день смерти потомка Пророка, Хусейна, содержала в себе элемент варварской жестокости. В этот день религиозные фанатики заполняли улицы и наносили себе увечья. В религиозном экстазе мужчины и юноши, некоторые в кандалах, резали свое тело и лицо кинжалами, саблями и ятаганами. Скоро все они были в крови, которая капала на мостовую. Некоторые несли на плечах детей и тоже наносили им легкие раны, мазали их лица кровью. Белизна их одежд, печать страдания на лицах, общая атмосфера экзальтации, вид свежей крови, смешанной с потом и пылью, – все это производило впечатление откровенной дикости. Верующие, которые были достаточно богаты, выходили из этой процессии без единой царапины, а свои религиозные обязательства выполняли, нанимая каких-нибудь бедняков, которые проливали за них свою кровь.
Для укрепления нашего экономического влияния Шумятский создал ряд совместных советско-персидских компаний. Специально для финансирования их деятельности был создан Советско-Иранский банк. Банк возглавил исключительно способный коммунист-еврей Аркус. По существовавшим в то время партийным нормам коммунисты не могли получать зарплату выше 250 рублей в месяц, однако советские представители, входившие в советы директоров смешанных компаний, получали такую же зарплату, как и их персидские коллеги, то есть в два-три раза больше нашей. Аркус был единственным, кто сдавал всю разницу в партийную кассу, позже он стал президентом Госбанка в Москве. Его имя фигурировало в числе заговорщиков на процессе Зиновьева, но самого его в суде не показывали и его признания не оглашали. Несомненно Аркус подпортил бы им обедню, отказавшись признаться в присвоении денег. Больше его никогда не упоминали, и, без сомнения, он был тайно расстрелян.
Однажды через Решт проехал мой предшественник Карим Хакимов который направлялся в Мешад, куда он был назначен Генконсулом. По национальности татарин, он происходил из рабочих и был настоящим сыном революции. Это был мусульманин, ставший коммунистом, не получивший формального образования, но очень начитанный и обладавший природным тактом дипломата. У него всегда были великолепные контакты с его единоверцами. Позже он стал советским послом в Аравии и как мусульманин получил разрешение проживать в Мекке, – уступка, значение которой трудно переоценить. Он уезжал в Москву учиться в Коммунистической академии, которой руководил Бухарин, а затем снова вернулся в Аравию. Во время чистки советской дипломатической службы в 1938 году Хакимов был отозван. Парижские газеты сообщали, что он исчез с советского судна в Александрии. Будем надеяться, что он остался жив и, воспользовавшись анонимностью Востока, избежал когтей ОГПУ.
Мне предложили пост первого секретаря советского посольства в Тегеране, но меня снова свалил приступ малярии. Мне было так плохо, что пришлось лечь в госпиталь в Энзели. Вместо меня был назначен мой коллега Славутский, который позже стал советским послом в Японии. Он был одним из двух слушателей, кто вместе со мной окончил персидское отделение восточного факультета. Другим был Пастухов, который позже стал нашим послом в Персии. Оба погибли в период чисток.
21. ТЕГЕРАН, АФИНЫ, РИМ, БЕРЛИН, МОСКВА
В конце 1924 года, когда я вышел из госпиталя, Шумятский дал мне отпуск, а Юренев, бывший в то время послом в Риме, пригласил меня провести этот отпуск у него.
Я передал свои консульские дела Левицкому, старому большевику, члену партии с 1909 года. Позже он примкнул к оппозиции и погиб во время чисток 1938 года.
Перед отъездом в Рим я заехал в Тегеран к Шумятскому и у него познакомился с его заместителем по коммерческим делам, Майерсом, эмигрантом, возвратившимся из Америки. Это был типичный американский бизнесмен, решительный и не склонный к пустым разговорам. Позже Майерс стал крупным руководителем советской автомобильной промышленности (погиб во время чисток). Майерс был женат на удивительно красивой женщине, которая потом стала женой вице-премьера Межлаука, человека, хорошо известного в Америке, где он часто бывал с различными делегациями. Межлаук тоже погиб во время чисток.
Шумятский, увидев, что я выздоровел, чуть не испортил мне отпуск, предложив Генштабу назначить меня помощником военного атташе генерала Бобрищева. Генерал, не долго раздумывая, предложил мне совершить поездку в район проживания племен в Южной Персии. Но я от этого предложения отказался и уехал в Италию. Через Каспийское море и Кавказский хребет я добрался до Батуми, где сел на итальянский пароход, направлявшийся в Неаполь. Его комфорт, чистота и хорошая пища приятно контрастировали с жизнью на Востоке.
Пароход шел вдоль берегов Анатолии, с заходами в Трабзон, Инеболи и Самсун, небольшие турецкие города, стоявшие на зеленых террасных склонах. Совершая во время коротких стоянок прогулки по этим небольшим городам, мы заходили в небольшие кофейни, где можно было попробовать настоящий турецкий кофе.
Через неделю мы дошли до Босфора, но я просто не в силах описать волшебные огни Золотого Рога и красоту Стамбула.
В огромном здании, где раньше располагалось русское императорское консульство, а теперь советское генконсульство, меня тепло встретил мой коллега Владимир Потемкин. Это был человек буржуазного происхождения, бывший профессор, который хотя и был членом партии, но не пользовался влиянием, так как считалось, что он вступил в партию лишь тогда, когда появилась уверенность в победе пролетарской революции[24].
В этой поездке я видел Грецию только мельком, которая показалась мне одновременно и радостной и трагической. В результате поражения, которое она потерпела Малой Азии, этой маленькой стране пришлось предоставить убежище полутора миллионам греков, которых победители-турки изгнали из района Смирны. Это составляло около одной пятой населения этой небольшой и истощенной войной страны.
Однако Афины, в которых я провел целую неделю, выглядели безоблачно. Жена нашего посланника Устинова простая и очаровательная женщина, несколько дней знакомила меня с городом и окрестностями. Мы посетили музеи, побывали в Акрополе, на островах Эгина, Элесис и Суниум. На острове Суниум я с глубоким волнением увидел имя Байрона, вырезанное на беломраморной колонне храма.
Посланник Устинов познакомил меня с развлечениями Запада, и впервые в жизни я побывал в дансинге. По счетам он расплачивался половинками банкнот. Это было оригинальное решение греческого правительства, которое для того, чтобы вдвое понизить номинал денег, решило резать их на две части. О том, что такие радикальные финансовые меры были необходимы, свидетельствовали многочисленные бараки, забитые беженцами.
