А когда все вышли из землянки, услышали протяжный гул немецкого самолета.
– Снова “Фокке-вульф”,– задрав вверх голову, сказал Коваленко.– Ну и точный, гад, хоть часы сверяй!
Никто на это не обратил внимания, так как все уже привыкли, что “рама”, словно по расписанию, каждый день рыскает над перевалом, высматривает, шпионит, иногда сбросит две-три бомбы и возвращается обратно по привычному маршруту.
Вдруг шум авиационных моторов усилился, и все сначала отчетливо услышали знакомый стрекот “кукурузников”, а затем увидели четыре маленьких самолетика с красными звездами на зеленых крыльях. Они шли один за другим по ущелью так низко, что того и гляди зацепятся за верхушки деревьев. Снегу было так много, что сосны, потонувшие в нем, казались маленькими, игрушечными. Приземлиться на крошечном аэродромчике было не только рискованно, а просто невозможно. Поэтому, сделав разворот, “кукурузники” сбросили мешки и ящики с продовольствием и взяли курс на Сухуми. В это время из-за облаков с ревом вырвался немецкий бомбардировщик и длинными пулеметными очередями полоснул по нашим самолетам. Они, безоружные, хотя и юркие, рванулись в разные стороны. Бомбардировщик заметался в злобной ярости, пронизывая Марухское ущелье густыми очередями трассирующих пуль. Затем, удачно выйдя из-за облаков, бросился преследовать один из четырех самолетиков. Тот мгновенно пошел на посадку и плюхнулся в снежный сугроб...
Ошеломленные командиры и солдаты, наблюдавшие за поединком, словно по команде бросились от землянки штаба полка туда, где висел в воздухе столб снежной пыли.
У-2, распластавшись, лежал на снегу. Но, странное дело, людей не было. Оказалось, что при капотировании самолета летчики выпали из кабины и провалились здесь же в глубокий, рыхлый сугроб. Их быстро отрыли. Оба оказались командирами.
– Вы родились в рубашке,—шутил начфин Цветков, принявший активное участие в раскопках.– С такой высоты сделали сальто-мортале и отделались легкими царапинами.
Когда летчиков привели в землянку командира полка, то здесь произошла неожиданная и очень теплая встреча. В высоком лейтенанте с черной шевелюрой Титов узнал того летчика, который по заданию Леселидзе доставил его из Сухуми на перевал.
– Вот так встреча!.. Только гора с горой не сходятся,– пожимая руки летчикам, говорил Титов,– а вояки всегда сойдутся.
И, обнимая лейтенанта, добавил:
– В прошлый раз мы приземлились с вами “как-нибудь”, а сейчас вытащили вас из снега “кое-как”.
Лейтенант засмеялся.
Когда летчики обогрелись, Титов выделил им в помощь команду в составе 25 человек, чтобы вытащить самолет и транспортировать его на аэродромчик, который к этому времени был уже расчищен.
В ущелье быстро надвигались сумерки, хотя на западных вершинах, покрытых белой пеленой снега, еще пламенели бледно-розовые краски, отблески заходившего за горы солнца. Было удивительно тихо. Из-за острого шпиля выглянул щербатый диск луны, и в ее сиянии голубели стройные сосны. Под ногами скрипел снег. В чистом морозном воздухе пахло тонким ароматом хвои. Титов и Коваленко, возвращаясь к штабу, шли медленно и наслаждались этой поразительной тишиной и гармонией ночных красок. У них было лирически торжественное настроение, какое бывает у человека в канув Нового года.
– Красотища-то какая, черт побери! – прервал молчание Титов.– Марухские белые ночи. Здесь не воевать, а курорты строить надо.
– А осень здесь какая,– поддержал разговор Коваленко,– особенно в Теберде, Домбае. Ничего красивее в жизни я не видел!
– Обожди, Федор Захарович, одолеем врага, приедем когда-нибудь с внуками отдыхать в эти горные края.
В Марухском ущелье были построены хорошие склады, в которых имелось в достатке и продовольствие и одежда. Всему личному составу было выдано добротное зимнее обмундирование. Были решены вопросы питания. Еще в конце октября из Сухуми на самолетах была переброшена полевая хлебопекарня и целое отделение пекарей. Пекарня была быстро установлена в лесу. Здесь уже был сооружен склад – землянка для хранения муки. Организован поднос дров и воды. И хотя эта пекарня и не в состоянии была обеспечить суточную потребность полка хлебом, все же через день бойцы получали свежий, мягкий хлеб. И тот день, когда впервые за четыре месяца солдаты получили вместо мерзлых сухарей мягкий, даже теплый хлеб, стал большим праздником.
В подразделениях готовились горячие обеды, каждому бойцу выдавалось в сутки по 100 граммов водки, а разведчики и автоматчики получали еще шоколад. Солдаты в караулах имели при себе химические шашки, с помощью которых нагревалась в резиновых грелках вода, которая помогала бойцам переносить стужу и метель.
Важнейшим событием в жизни защитников перевала явилось строительство бани. Маленькое неказистое деревянное здание прилепилось в глубине ущелья, у самой реки; сверху оно было завалено снегом и не просматривалось вражескими самолетами.
Огромная роль во всем этом неимоверно трудном строительстве принадлежит командиру хозвзвода старшему лейтенанту Г. Ф. Стефанчуку, человеку решительному, обладающему большими организаторскими способностями.
Командование полка и особенно беспокойный замполит майор Кузнецов позаботились и о том, чтобы люди, заброшенные войной в поднебесья, отрезанные от мира цепью гор, ледников, могли с пользой коротать время в длинные декабрьские вечера. В полку сохранился музвзвод, которым командовал лейтенант Наумов. В большинстве случаев он выполнял далеко не музыкальные обязанности: бойцы взвода принимали па аэродроме самолеты, топили баню и помогали выпекать хлеб, расчищали снег и подносили продовольствие. А в тихие и спокойные вечера они веселили души людей. При штабе полка в те дни родилась художественная самодеятельность. Основным ядром этого коллектива были баянист Долголенко, оружейный мастер Фетисов, старшина Чесноков, красноармеец Дмитрий Балагура, старшина Николай Гольцев, лейтенанты Наумов, Гаевский и многие и многие другие.
Программу концертов они составляли сами. В этом самодеятельном коллективе были собраны разные по возрасту и профессии люди, но все одаренные, умеющие играть, петь или танцевать, сочинять стихи и злободневные сатирические куплеты.
Концерты пользовались огромной популярностью. Всегда, когда бойцы из батальонов спускались в ущелье, чтобы помыться в бане или получить продовольствие, и оставались здесь на ночь, они считали большим счастьем побывать на концерте.
Участники боев рассказывали нам об одном таком концерте. Штабная землянка до отказа была забита. Все стояли, тесно прижавшись друг к другу. Невысокий настил служил сценой. Выходит, как заправский конферансье, Николай Романович Гольцев.