бы скептично мы ни относились к идее «психоанализа творчества» (стоит признать, что и у Фрейда самые слабые тексты те, которые носят прикладной характер), стоит, однако, признать, что попытка «расшифровки» и «толкования» по принципу, который применял Фрейд к мемуарам Шребера, иногда может быть вполне удачной. Нечто подобное попытался совершить и Лапланш, в 1961 году опубликовав свою первую большую работу «Гельдерлин и вопрос отца» (Hölderlin et la question du père), которая одновременно была его докторской диссертацией для получения научного звания.
Она издана в 1961 году, за шесть лет до выхода его знаменитого «Словаря». Интерес она представляет не только как первое самостоятельное исследование Лапланша, но и как важное биографическое свидетельство. В ней мы видим, как Лапланш-философ становится Лапланшем-психиатром, психоаналитиком. К тому же, кто оказывал на Лапланша наибольшее влияние в это время, хорошо видно из благодарности, которая предваряет сам текст: «Мой учитель по философии Жан Ипполит и мой учитель по психоанализу Жак Лакан знают, что эта работа просто не увидела бы свет без их рекомендаций и советов… Я также хотел бы выразить благодарность всем тем, кто консультировал меня по вопросам философии, медицины и психиатрии. Наконец, я хотел бы выразить свое искреннее признание Даниэлю Лагашу и тронувшей меня доброте, с которой он включил это эссе в “Психоаналитическую библиотеку” [384]».
Название работы может служить отсылкой к известному тексту Лакана «Имен-Отца». Впрочем, лакановский текст увидел свет только в 1963 году, через два года; однако многие его положения уже проступали на страницах работы о Гельдерлине. Теоретическая основа же — это третий семинар Лакана «Психозы» 1955–1956 годов. Работа написана основательно, как и все, что делал Лапланш. Проявляются характерные для его методологии черты: систематичность, внимание к мелочам, подробное, если не сказать дотошное, изучение источников. В частности, можно сказать, что «Гельдерлин» Лапланша — образец хорошего биографического повествования, ничем не уступающего фрейдовскому «Вудро Вильсону».
Одна из важнейших мыслей книги состоит в том, что литературный труд невротика представляет собой способ разрешения бессознательного конфликта, который в той или иной мере уже известен самому автору. «Конфликт явен, даже если он завуалирован и искажен: субъект знает, что он страдает от “диссонанса”, который несет в себе» [385]. Это не значит, что психотик не испытывает страданий, как невротик, но его творчество не указывает на саму причину бессознательного страдания, оно и есть способ решения этой проблемы: «…вместо открытия этого конфликта психотик представляет нам закрытую, непроницаемую безумную уверенность — как будто психоз и представил собой окончательное решение недоступной проблемы» [386].
Основываясь на произведениях поэта, а также на его биографических данных, Лапланш пытается анализировать внутреннее состояние поэта. Фактически Лапланш реставрирует его жизнь, этап за этапом. Он фактически иллюстрирует своей работой положение лакановской формулы психозов: исключение из символического порядка основополагающего элемента, структурирующего все поле означающих — так называемого Имени-Отца, или же отцовской функции. Именно эту пустоту пытался восполнить Гельдерлин во время затяжного периода йенской депрессии.
Место Имени-Отца в судьбе Гельдерлина [387] заняли две фигуры — философы Фридрих Шиллер и Иоганн Готтлиб Фихте. Фихте — идейный наследник и продолжатель дела Канта, создал мощную философскую систему, ставшую завершением немецкого классического идеализма.
Однако когда философы перестали занимать это место в центре психики поэта, «Гельдерлин, не найдя замещающего объекта для восполнения душевной пустоты, стал стремиться занять место своей матерью, которая в конечном счете и попала в положение отца» [388]. Однако усилия заполнить материнской любовью пустое место не увенчались успехом, и он медленно сходит с ума — ведь так у него появляется возможность заполнить недостающее в психике место фантазированием, творчеством. Именно эти мотивы, как полагает Лапланш, находят отображение в поэзии Гельдерлина.
Лапланш в момент выхода работы решает сразу несколько проблем. С одной стороны, он представляет клинический случай (пусть и столетней давности), с другой — указывает на некую теоретическую основу, положенную в фундамент понимания этого случая, с третьей — пробует себя в качестве автора серьезных уже исследований, требующих детального и методичного разбора. В будущем эти качества пригодились ему.
Тем временем, в 1963 году начался новый кризис во французском психоанализе. ФПО, основанное в 1953 году Лаканом и Лагашем, попало под удар МПА. Одним из главных обвинений было то, что Лакан практиковал короткие встречи, по 20–30 минут, вместо положенного часа или 55 минут. Кроме того, многие члены ФПО были учениками Лакана. Это фактически ставило под сомнение их профессиональную подготовку. Начатые с 1960-х годов расследования и фактически допросы анализантов Лакана только усиливали и без того напряженную обстановку.
Лапланш в этих событиях принимал активное участие. Поначалу он пытался, несмотря на давление, сохранять нейтралитет, но в октябре 1963 года стал одним из «глашатаев раскола» — на Генеральной ассамблее ФПО он озвучил и требовал исполнения решения МПА. Лапланш «потребовал отставки бюро, избрания временной комиссии и исключения из числа наставников Лакана» [389] (МПА согласилась на включение ФПО в международную структуру при условии исключения Лакана, Дольто и нескольких других «неугодных» из общества). 1 ноября 1963 года [390] Лапланш прервал свой анализ у Лакана. При этом Лапланш заверил своего аналитика, что он все равно останется его верным учеником; Лакан же вспыхнул и обвинил его в том, что он воспользовался им [391]. По словам Лапланша и Понталиса, «основная причина такого разрыва… понимание того, что возвращение к Фрейду было на самом деле возвратом к Фрейду с одобрения Лакана» [392]. В целом они действительно вернулись к Фрейду, но совсем по другому пути.
Наиболее значимой в раннем периоде творчества Лапланша стала другая работа. Этой книгой Лапланш попытался решить большую проблему. Полноценной традиции переводов Фрейда на французский тогда все еще не было, а потому не сложилось единого понимания всего психоаналитического «языка». Для того чтобы «выучить» подобный язык, был необходим как минимум «словарь». Именно его и создал Лапланш в соавторстве с Жаном-Бертраном Понталисом.
Несмотря на то что словари сами по себе читать «от корки до корки», как другие сочинения, не принято, существует несколько исключений из этого правила. К ним, в частности, можно отнести толковый словарь русского языка Владимира Даля или «Книгу узлов» Клиффорда Эшли. Еще одним исключением будет «Словарь по психоанализу» Ж. Лапланша и Ж. — Б. Понталиса.
История его создания интересна и весьма показательна для нашего рассказа и может послужить свидетельством из жизни как самого Лапланша, так и всего французского психоаналитического движения. Даниэль Лагаш — один из лидеров французского психоаналитического движения, всегда тяготел к «академическому»
