Но в середине июля после того, как в бараках разместился женский лагерь, их перевели в изолированный 13-й блок сектора Д в Биркенау (BIId) — подальше от крематориев II и III и поближе к крематориям IV и V. Именно сюда, в 13-й блок, прибывало и последующее пополнение[258]. (Позднее, когда в 13-м стало тесно, вновь прибывающих подселяли также в 9-й и 11-й блоки.)
Этот блок был отгорожен от соседнего барака стеной, возле дверей которой всегда стоял охранник. Но, как писал Ф. Мюллер, несмотря на эту особенную атмосферу изолированности, коррупция открывала любые двери. Истинными специалистами по черному рынку зарекомендовали себя сыновья капо Шлойме (Кирценбаума). Даже свидания с женщинами оказывались не невозможными для обитателей барака «зондеркоммандо».
Была в этом бараке и небольшая «больничка» — лазарет на 20 мест, где с 1943 года врачом был 35-летний доктор Жак Паш, из Франции. Была и своя «синагога» — во всяком случае своя религиозная жизнь, свой даян и раввин (из Макова — крепкий, примерно 35 лет): все свободное время они молились. Поначалу с ним спорили, отказывая Богу и в справедливости, и в существовании, но даяна все равно уважали и слушали. Один его бывший ученик бросил ему в лицо: «Нет твоего Бога. А если бы был, то он болван и сукин сын»[259].
Еврейскими капо были Айцек Кальняк из Ломжи (на крематории V затем в сушилке для волос крематория III), Шлойме Кирценбаум из Макова (капо дневной смены на крематории V), Айцек Новик из Лунно (капо дневной смены на крематории V), Хайм-Лемке Плишко из Червона-Бора (унтеркапо на крематории III[260]), а также некто Элиазер (Лайзер) — капо на крематории IV[261]. Капо был и Даниэль Обстбаум из Варшавы-Дранси, сосед Мюллера, Янковского и Ферро Лангера по нарам (капо в крематории IV)[262].
Однако самую «высокую карьеру» сделал Яков Каминский, родом из Скидлы или Соколки[263]: уже в январе 1943 года он — капо на крематории III, а с декабря 1943 по август 1944 года — оберкапо на крематории II. Врач А.Гордон, лечивший Каминского до войны, случайно встретил его в Биркенау: от конца апреля до середины июля 1943 года их бараки (блоки № 2 и 3) были рядом, и Каминский, испытывая к нему уже проверенное жизнью доверие, часто и подробно рассказывал о том, чем приходится заниматься «зондеркоммандо» и какие там царят отношения. Совестливый и заслуживающий к себе уважения, Каминский плакал, когда рассказывал об этом. Общее количество еврейских жертв он оценивал в 2,5 миллиона. Если бы стены крематориев могли говорить, то после войны в живых осталось бы совсем мало немцев.
Каминский был капо «зондеркоммандо», а оберкапо этого состава поначалу был немец-уголовник Брюк, в начале 1943 года переведенный сюда из Бухенвальда. В бараке командовал блоковый Серж Савиньский, 32-летний французский еврей польского происхождения, бывший торговец текстилем (по другим сведениям — сутенер) в Париже[264].
В январе 1944 года неудачей закончился побег капо Даниэля Обстбаума[265] из Франции, штубового Майорчика из Варшавы, Ферро Лангера из Словакии и еще двоих членов «зондеркоммандо». В порядке возмездия около двухсот «зондеркоммандовцев» были отправлены 24 февраля 1944 года в Майданек, якобы в помощь тамошним коллегам. Но 16 апреля 1944 года пополнение прибыло, наоборот, оттуда — 19 советских военнопленных во главе с Карлом Конвоентом, немцем-капо из Майданека: от них все узнали, что аушвицкая «бригада» действительно была в Майданеке, но была там ликвидирована[266].
Начиная с середины мая 1944 года, когда в Аушвиц массами начали поступать венгерские евреи, численность «зондеркоммандо» увеличилась до 873–874 человек, не считая 30, занятых на разгрузке угля или дров (из них 450 венгерских, 200 польских, 180 греческих, 5 немецких, 3 словацких и 1 голландский евреи, а кроме того — 19 советских военнопленных, 5 польских уголовников и 1 немец-капо)[267].
Всего в Биркенау в разгар «венгерской акции» было четыре автономных «зондеркоммандо», посменно (дневная и ночная смены) и круглосуточно занимавшихся сжиганием трупов. Каждая — численностью приблизительно в 170 человек и каждая под своим номером — 57 (крематорий II), 58 (крематорий III), 59 (крематорий IV) и 60 (крематорий V). При этом в июне 1944 года их жилые помещения перевели поближе к «работе»: тех, кто обслуживал крематории II и III, разместили буквально на печах — на чердачных этажах, а тех, кто обслуживал крематории IV и V, разместили еще более символично: в одной из раздевалок перед газовой камерой крематория IV.
Между «зондеркоммандовцами», обслуживавшими четыре крематория, были отличия, зафиксированные цепким глазом патологоанатома: Миклош Нижли отметил, что на крематории IV большинство составляют польские и греческие евреи, а также сотня венгерских, тогда как на крематории V — польские и французские[268].
24 сентября 1944 года, после завершения «венгерской операции», 200 членов «зондеркоммандо» отобрали якобы для перевода в лагерь-филиал Глейвиц; в действительности же их отправили в дезинфекционную камеру в Аушвице I, а затем привезли в мешках для сожжения в Биркенау, причем сжигали на этот раз сами эсэсовцы.
Следующее «сокращение» было намечено на 7 октября — уже существовал список на 300 имен. Отсюда и дата восстания, в котором приняли участие «зондеркоммандо» как минимум с трех крематориев. В результате подавления восстания погибли 250 человек и еще 200 человек были в тот же день расстреляны. К 9 октября в живых оставались всего 212 человек.
Крематории II, III и IV так и не заработали; в одной из газовен предприимчивые немцы устроили кроликовую ферму. Работу продолжал только крематорий V[269], при этом Менгеле и там не прекращал своих экспериментов.
Следующая и последняя массовая селекция состоялась 26 ноября 1944 года: 170 человек увезли из зоны, из них 100 человек расстреляли в «Сауне», а оставшиеся 70 были задействованы на каменоломне. Их даже переименовали (в Abbruchkommando) и вернули в BIId, но не в старый барак «зондеркоммандо» (№ 13), а в обыкновенный (№ 16). Оставшиеся в зоне 30 человек продолжали жить в крематории V[270]. Они занимались довершением его разрушения и демонтажом оборудования. Окончательно крематорий V был взорван только 26 января 1945 года, то есть буквально за день до освобождения лагеря.
В число этих 30 попали Элеазер Айзеншмидт и Филипп Мюллер, с ними же были еще и еврейские врачи[271]. Источники их подкормки давно закончились, и теперь они спускали свои бриллианты и доллары, обменивая их на хлеб, колбасу и сигареты у постовых эсэсовцев. Дантист Фишер додумался до способа приумножить обменную базу: из латуни, которую можно было извлечь из развалин, он начал делать фальшивые золотые зубы.
