— До сих пор вы мне были только неприятны, Равенсбург, — спокойно ответил он. — А теперь противны!
Фон Эбнер вышел из себя:
— И это все ваши оправдания, Равенсбург? Значит, вы можете только обвинить кого-то другого, а по существу сказать вам нечего?
Равенсбург чувствовал, что никто в его вину не верит, и в то же время понимал, что попал в ловко расставленную ловушку, выбраться из которой вряд ли удастся.
— Что еще могу сказать? Могу только поклясться, что этой пленки никогда не видел. Этот предатель, — он кивнул в сторону Зорге, — умышленно положил ее в мой сейф, чтобы отвести от себя подозрения. Господин Зорге хорошо знает, что его давно подозревают. Я не хотел верить этому, но теперь...
Советник прервал его.
— Вы не имеете права обвинять доктора Зорге, Равенсбург. Этот поступок говорит не в вашу пользу и еще больше осложняет дело. Что делать, посол решит сам. Разумеется, об этом случае будет сообщено в Берлин. Фон Эбнер вытер рукой влажный лоб. Многое повидал на своем веку старый дипломат, но такого,— такого переживать еще не приходилось. Кто знает, как может обернуться это дело!
— Дорогой Богнер, у меня к вам убедительная просьба, проводите, пожалуйста, господина Равенсбурга на квартиру и будьте все время с ним. Надеюсь, скоро мы узнаем, чтб предпринять дальше.
Расстроенный, он как-то нерешительно подошел к Одзаки.
— Не знаю, что вам и сказать, господин полковник. Во всяком случае, вы можете быть довольны, что предателем оказался не японец.
Полковник поклонился.
— Да… Предатель теперь известен, господин советник. Но он еще не обезврежен. Разрешите мне лично поблагодарить его превосходительство Тратта за содействие, оказанное посольством.
— Конечно, — с тяжелым вздохом ответил Эбнер. — Я вас провожу к нему.
Перед тем как выйти из комнаты, Одзаки подошел к Равенсбургу и молча потряс ему руку. Простившись с Богнером и Мертенсом, он пошел следом за Эбнером.
Проходя мимо стоявшего у двери Зорге, он сунул руки в карманы.
— До скорого свидания, Зорге-сан.
— В посольстве мне ничего не сообщили, — с отчаянием сказала Кийоми. — Никто не хотел даже говорить об этом. Все были очень холодны со мной. Если бы не Вилли, слуга Герберта, я бы ничего не узнала. И все же я должна знать, что будет с ним, Одзаки-сан.
Полковник движением руки остановил ее.
— Извините, Кийоми-сан, что я прервал вас. Но у меня есть кое-какие сведения.
На лице ее промелькнула надежда.
— Что вы узнали, Одзаки-сан? Полковник начал неторопливо, спокойно.
— О вчерашнем событии посол информировал по радио Берлин и просил указаний. У них сейчас полная растерянность и нет единого мнения.
— Единого мнения? — переспросила Кийоми. — О чем?
— Ну, о том виноват господин Равенсбург или нет. Большинство не верит этому, хотя не верить нельзя. Атташе по связям с полицией заявил: с психологической точки зрения возможность того, что Равенсбург сам положил пленку в свой сейф, исключается. Фихт и Натузиус головой ручаются за Равенсбурга. Только советник посольства, кажется, еще не знает, какую занять позицию. Его превосходительство Тратт, конечно, возмущен, что подозревают его друга Зорге. Во всяком случае, сейчас Равенсбургу запрещено выходить из своей комнаты. Предполагают…
Одзаки умышленно не договорил фразу. Он решил как можно сильнее разжечь у девушки чувство страха и тревоги за судьбу любимого. На это у полковника были определенные причины.
— Предполагают? Говорите же, пожалуйста, дальше!
— Предполагают, что господина Равенсбурга отправят в Германию. На одном из кораблей, через блокаду…
Девушка вздрогнула от ужаса.
— Но это же! Ведь многие из этих кораблей погибают! Как можно подвергать его такой опасности?
Одзаки сочувственно пожал плечами.
— Боюсь, Кийоми-сан, что ваши чувства к этому достойному немцу мешают вам с необходимой трезвостью оценить его положение. Ваша убежденность в невиновности Равенсбурга и моя уверенность в виновности Зорге еще ничего не доказывают и для других людей — пустой звук! То, что большинство коллег Равенсбурга считают его неспособным на предательство, тоже мало поможет. К сожалению, дело осложняется не только тем, что в его сейфе найдена пленки, но еще и другими обстоятельствами!
Кийоми испуганно посмотрела на полковника.
— Еще и другими обстоятельствами? Что вы имеете в виду?
— Хотя бы то, что он собирался оставить службу. Известно также о его сотрудничестве с частной фирмой. В данный момент все это выглядит не совсем хорошо. К тому же у него нет ничего, что могло бы его оправдать, доказать его непричастность к этому делу. Нет ни свидетеля, ни доказательств, которые говорили бы в его пользу. Нет и второго ключа к сейфу, о котором знали бы. Я хотел бы пощадить вас и утешить. Мне бы легче умолчать, насколько серьезно положение Герберта Равенсбурга. К сожалению, мой долг — сказать вам об этом. Вы моя сотрудница и должны знать правду.
Глазами, полными ужаса, она смотрела на своего начальника.
— Но в Германии. Я имею в виду, если он все же попадет туда, там-то должны ему поверить? У себя на родине он сможет доказать свою невиновность?
— В Германии, — с сожалением в голосе ответил Одзаки, — его положение будет еще хуже, чем здесь. Там у него не будет коллег, которые здесь выступают в его защиту. В Германии никто не знает, что мы считаем предателем Зорге. Как же будет Равенсбург защищаться? Одними заверениями в своей невиновности? — Полковник покачал головой. — Там очень жестоко обращаются с людьми, обвиняемыми в измене. Когда на фронте каждый день гибнут тысячи солдат, когда горят города и села, кто станет слушать человека, подозреваемого в предательстве? С такими людьми, как господин Равенсбург, сейчас в Германии расправляются очень быстро. И никаких иллюзий, Кийоми-сан, строить не следует. Хотим мы этого или не хотим, но в Германии Равенсбурга ждет один конец.
Одзаки ожидал, что девушка вскрикнет. Но она сидела безмолвно и немигающими глазами смотрела на сложенные на коленях руки.
— Для Равенсбурга есть только две возможности уцелеть, — продолжал полковник. — Первая: если корабль, на котором его отправят, в пути будет захвачен противником и Равенсбург попадет в плен. Тогда он будет спасен от своих соотечественников и после войны станет снова свободным человеком. Есть еще одна возможность. Но пока не буду о ней говорить. Было бы неправильно вселять в вас эту надежду, Кийоми-сан!
— Какую надежду? — оживилась девушка. — Пожалуйста, Одзаки-сан, договорите, что вы хотели сказать!
