В ужасе Гендель выглянул в окно: особняк исчез. В соседних домах кричали раненые немцы.
Грохот взрыва разбудил весь Харьков. Его гулкое эхо долго носилось по каменным коридорам города. Все новые взрывы сотрясали врага. Решив, что началась бомбежка, открыли пальбу зенитчики, заплясали на тучах лучи прожекторов. Вслепую стреляли объятые страхом патрульные, посчитавшие, что мины взрываются партизанами.
Гендель вышел, шатаясь, на улицу, прошел в распахнутые взрывом ворота. Удушливо пахло сгоревшим кордитом, взрывными газами. Воронка походила на кратер вулкана. Он нагнулся и поднял лакированный сапог. Это был генеральский сапог...
Офицеры и солдаты в панике выбирались под ледяной дождь из всех каменных зданий в городе...
А взрывы продолжались. Снова взлетел на воздух Холодногорскай виадук...
До утра дымился кратер на месте особняка. Когда рассвело, стало видно, что он очень глубок, этот кратер, эта обугленная страшная яма со скрученными останками железобетонного скелета. На опаленном каштане висел изрешеченный генеральский мундир с красными лацканами, золотым шитьем и Рыцарским крестом. Вокруг на все соседние кварталы легла красная пыль от кирпичей, размолотых взрывом. Машины, стоявшие перед особняком, были разбиты вдребезги. Кругом валялось множество Железных крестов, не врученных награжденным.
Фельджандармы оцепили место взрыва. Санитарные машины как приехали, так и уехали ни с чем.
В отместку за гибель коменданта и начальника гарнизона города Харькова СС-штандартенфюрер Вернер Браун приказал повесить на балконах домов на Мироносицкой девятнадцать харьковчан - восемнадцать мужчин и одну женщину. Девятнадцать мирных жителей (у каждого на груди висела надпись: "Партизан") - за девятнадцать гитлеровцев. Сам фон Браун казнил бы в таком случае в сто раз больше харьковчан.
Впрочем, это было только начало. На всех улицах был вывешен приказ: гитлеровцы объявляли, что за взрывы зданий и убийство офицеров и солдат германского вермахта они берут тысячу заложников, из коих сто коммунистов казнят немедленно и по двести человек будут казнить за последующие взрывы.
Все это рассказал полковнику Маринову пленный немец. После того что произошло на Мироносицкой, его отправили в штрафную роту на фронт, где он почел за благо сдаться в плен.
"Да, - заявил пленный, - нас сбила с толку ваша первая, ложная мина в том доме. Она была такой серьезной миной, что нам и в голову не пришло искать под ней, под углем, под подвалом еще одну - настоящую. Ведь ложная мина была МЗД последней конструкции с новейшим ЭХВ!"
"Отдадим королеву, чтобы выиграть партию!" - так сказал Ясенев, придумав "Фросю"...
"За генерала Рундштедт приказал расстрелять группу наших лучших минеров!" - пожаловался пленный.
Вскоре после получения трофейных картин, скульптур и книг из Харькова, семья фон Браунов получила оттуда нежданную посылку: небольшую урну с прахом. Впрочем, это не был прах палача Харькова - от него ведь ничего не осталось. Это была землица, почерпнутая из воронки на месте особняка - дома номер семнадцать на улице Мироносицкой...
Подполковник Ясенев так и не увидел результат трудов своих. Он уехал по командировке на дальний Север и занимался там своим любимым делом, снова изобретал мины, печатал технические статьи в журналах. За свои изобретения он получил благодарность и денежную премию наркома обороны. Жене он писал: "Рисковать по-глупому не рискую, но с учетом всех обстоятельств, конечно, рискую. Без этого нельзя. С мыслью "до тебя мне дойти нелегко, а до смерти четыре шага" надо свыкнуться..."
Его мины идут в серийное производство, поступают на вооружение армии.
Двадцать седьмого апреля 1943 года подполковник Владимир Петрович Ясенев испытывал новую мину. Раздался взрыв... Минера, мечтавшего о радиоуправляемых космических ракетах, похоронили на кладбище северного села.
В своем последнем письме он снова и снова вспоминал о Харькове. Ему дано было понять, что Харьков - это его судьба, но не дано было узнать, как Кибальчичу, как Циолковскому, к чему приведет вся его жизнь, все мечты... "Сегодня - неприятное известие - на Юге пришлось оставить несколько городов. Но это ничего. Опять вымотаем его там и вернем обратно. Жаль только отдавать, что обильно полито кровью".
В этом последнем, предсмертном письме он спрашивал о дочке Аллочке: "Я до сих пор представляю ее маленькой баловницей с бутылкой в руках.и соской во рту".
В долгую, как вечность, полярную ночь многометровые снега заносят могилу, забытую могилу минера над северной рекой. Уже позабыли все в селе, кто похоронен в этой могиле. И не знали они, кто в ней похоронен. Секрет. И северное сияние расцвечивает снега вечно изменчивым цветным узором, воют неумолчные арктические вьюги над заснеженной могилой хорошего, доброго и большого человека, инженера-творца, изобретателя, минера-мастера.
Если бы жил он сегодня, хочется верить, что этот человек, строивший "адские машины" на войне и мечтавший о мире, счастье и научном творчестве, управлял бы на расстоянии миллионов километров межпланетными станциями, луноходами, космическими поездами.
Владимир Петрович любил жизнь. Ему было всего тридцать шесть, когда он взорвался на собственной мине, когда последний в его жизни нечаянный взрыв навсегда погасил пламень творчества и поисков, озарявший всю его сознательную жизнь.
После освобождения Харькова полковник Маринов руководил по своей схеме разминированием зданий партийных и советских учреждений, заводов и других предприятий города. Побывал он на месте особняка на улице Дзержинского. Огромная, заполненная водой воронка заросла сверху травой. Виднелись остатки крыльца с лестницей, по которой в роковой вечер 13 ноября генерал-палач поднялся на свое лобное место. На столетних каштанах, обугленных, обломанных взрывом. зеленели листья, и около воронки, как в то время, когда в особняке помещался детский сад, прыгали две девочки и мальчишка из соседнего дома.
Специальная проверка результатов минно-подрывной операции в Харькове показала, что гитлеровцам удалось разминировать лишь пятнадцать процентов всех мин. Комиссия установила результат действия примерно половины всех установленных МЗД: сто шестьдесят вражеских эшелонов полетело под откос, подорвалось почти сто автомашин, девять восстановленных немцами мостов и виадуков были вторично разрушены, взлетело на воздух девять ангаров... Всего эти мины вывели из строя почти две с половиной тысячи гитлеровских солдат и офицеров. На почтамте, где минирование шло под музыку и пляски, взорвался штаб немецкой воинской части.
Полковнику Маринову пришлось руководить разминированием и немецких мин в Харькове. Вместе со всеми харьковчанами радовался он надписям: "Мин нет!"
