Праздничность настроения колонн передалась и Сохатому, отчего краски земли стали казаться ему ярче, а отражавшееся в водах Влтавы солнце словно сделало воду ее теплой.
…Под самолет уже летело частое переплетение дорог ― признак близкого города, и майор перевел машину в набор высоты, решив показать себя возможному врагу и посмотреть находящийся в этом районе аэродром. По привычке начал маневрировать.
"Не стреляют! Это хорошо. Если не прицеливаются. Посмотрим, как дальше дело пойдет". Он набрал еще метров триста высоты, и ему открылась Прага, лежащая в котловине. Над городом небо казалось мирным, явных признаков боев Сохатый не увидел. Он развернул "Ил" так, чтобы был виден весь аэродром. И как только стал различать самолеты на нем, сердце его тревожно забилось: на его стоянках виднелась не одна сотня фашистских машин ― истребителей и бомбардировщиков, но никто не взлетел, чтобы упредить его подход, навязать ему бой. Зенитная артиллерия молчала, хотя он и видел ее позиции. Людей около пушек не было.
Сохатый вывел свою машину в исходное положение для атаки, рассчитывая ее имитировать. "Если немцы на аэродроме, то обязательно начнут по мне стрелять".
Перевел самолет в пикирование ― огня по-прежнему не было… Позвал стрелка:
― Григорий, как за хвостом?
― Спокойно, разрывов нет. Пулемет наготове.
― Ладно!… "Маленькие", сейчас сделаю еще одну атаку со стрельбой по пустому месту. Посмотрим, какая будет реакция.
Сохатый сделал боевой разворот, вывел "Ил" вдоль большой стоянки вражеских самолетов и перевел его снова в пикирование.
― Пробую, ребята, длинной очередью вдоль стоянки, метров пятьдесят от нее.
Иван посмотрел в прицел, чтобы случайно не попасть в какой-нибудь самолет, и нажал на пушечные гашетки. "ВЯ" покорно отозвались, изрыгнув из себя пламя, сталь и гром. Нажал еще, еще и еще ― ответного огня с земли не увидел.
― Пискунов, как там у тебя?
― Порядок, командир! На земле и в воздухе спокойно. Садись давай.
― Больно ты прыткий. Вираж сделаю над посадочной полосой. Еще посмотрим.
Вираж закончился, а огня с земли по-прежнему нет. Нет и никакого движения на аэродроме, какого-либо сигнала, приглашающего на посадку. Сохатый включил передатчик:
― "Маленькие"! Тишина кругом. Сажусь. Передайте по цепочке о посадке и наблюдайте.
…Сохатый подрулил самолет к зданию с застекленной башенкой на крыше, догадываясь по его внешнему виду, что тут должна располагаться комендантская служба и узел связи аэродрома. Развернув к нему "Ил" хвостом, чтобы в случае осложнений можно было использовать турельный пулемет стрелка и сразу взлететь, не выключая мотора и не открывая броневого фонаря кабины, Сохатый ждал развития событий. Не прошло и минуты, как командир четверки "Яков" забеспокоился:
― Иван, долго будешь бездельничать? Мы же не можем долго ждать! Бензин-то уходит. Обратно, чего доброго, не долетим!
― Потерпи чуток, ― ответил Сохатый. ― У меня нет желания нарваться на шальную автоматную очередь. В здании вижу людей. Сейчас кто-нибудь выйдет.
Иван не ошибся. Буквально через несколько секунд открылась дверь вышли трое военных. Один из них под-пял в руке красный лоскут, а другой, самый рослый, побежал к самолету.
― Пискунов, погляди внимательней, кто он такой?
― Командир, я под Дуклой эту форму на чешских летчиках и на десантниках видел. Бежит без оружия, по форме ― их офицер.
Сохатый, взяв пистолет на изготовку, открыл фонарь и стал ждать парламентера. По действиям того было очевидно, что он ― человек авиационный, так как сразу подбежал к самолету с той стороны, где были ступенька и ручка.
Запыхавшись, поднялся на крыло.
― Советский самолет, русский летец, здравствуй! Почему не выключаешь мотор?
― Здравствуйте, майор. Не выключаю, потому что не знаю, кто хозяин аэродрома: немцы или чехи. Не знаю и какая власть в городе. Говорите кратко!
― Товарищ! Советские танки в Праге, немцы утикали. Аэродром в руках восстания. Нами охраняется.
― Хорошо. Спасибо! ― Сохатый помолчал немного, обдумывая услышанное, затем включился на передачу. ― "Маленькие", я ― Сохатый. Примите донесение: наши танки в городе, Прага и аэродром от немцев свободны. Если поняли, идите домой. Я через час-два привезу более точные сведения.
― Сохатый, спасибо! Счастливо оставаться! До скорой встречи!
Голос командира истребителей звучал празднично, громко и весело. Круто развернувшись, четверка "Яков" ушла на север.
Сохатый выключил мотор. Старательно перекрыл в кабине кран воздушной магистрали, чтобы ненароком не стравился воздух, необходимый при запуске двигателя. Снял парашют, не вставая с сиденья.
― Стрелок, быть неотлучно у самолета. Действовать в случае чего, как договорились.
Вылез из кабины на крыло.
― Господин майор, вы по-русски понимаете?
― Понимаю. Я был в Россия. Говорю плохо.
― Очень хорошо. Это уже удача… Я летчик Первого Украинского фронта, ― несколько торжественно начал Иван, ― майор Сохатый. Поздравляю вас с успехом восстания и освобождением от фашистского ига. ― Иван обнял чеха и по русскому обычаю трижды поцеловал. ― Прибыл по поручению командования фронта для установления связи с восставшей Прагой. Прошу вас представить меня как можно скорее своему командованию и связать меня с кем-либо из военачальников Советской Армии, находящихся в городе.
― Спасибо за поздравление, пан майор. Я поздравляю Советская Армия Руда Армада, народ с победой над Германией. ― Два майора опять обнялись. Приглашаю на нашу свободну и штястну ческу землю.
Чех первым сошел с крыла и, стоя внизу, широко раскинул руки, демонстрируя свою готовность принять Сохатого в дружеские объятия. Спрыгнув на землю, Иван достал пачку папирос "Казбек", и они закурили.
― Пан майор, вы не забыли мои пожелания быстрее встретиться с вашими и нашими начальниками?
― Нет, нет! Я думал, это невозможно. Из моя команда никто, даже я, не можем право покидать аэродром. Работает телефон ― будет хорошо. Народом полны улицы, мы никуда не приедем, не пустят. Вы тоже, как советский генералы, офицеры и солдаты, потеряетесь. Нельзя ехать. Надо быть под охраной.
Сохатый, потирая руки, радостно засмеялся:
― Вот это да! Гуляют, значит. Празднуют. Поэтому командующий войсками фронта никак по радио не дозовется и не знает, что Москве доложить.
― Никто не виновен. Народ, Прага гуляет. Без вина, без пива, без пища. Все магазин и склад закрыт на охрану. Голодный гуляет. Радость гуляет!
Представив разноликое всеобщее гуляние, танцы и песни, шумные многотысячные толпы празднично одетых людей, яркие, как цветочные клумбы, стайки молоденьких девушек в национальных одеждах, Сохатый на миг почувствовал себя несчастным, обойденным судьбою, ― ему за всю войну не выпало счастья увидеть ни одного народного гуляния: слишком много горя и развалин было в тех городах и мало людей, уцелевших под фашистским сапогом…
