Командиры молчат.
- По праву, принадлежащему мне, я должен приказать, - говорит Доватор сурово, - рубить коням головы. Первым будет пробовать свою шашку майор Осипов. Ну, простись с Легендой, Антон Петрович... Ну?
- Дальше что, Лев Михайлович? - тихо спрашивает Осипов.
- Дальше? - Доватор зло усмехается. - Мы все равно можем не успеть. Фашисты перебьют десант, захватят груз. Ведь после болота нам необходимо совершить марш в двадцать километров. Это можно сделать только на конях, а если будем идти в пешем строю, то люди, как только выйдем на твердую землю, попадают от усталости... Я думаю, где человек прошел, там и конь должен пройти. Вот так, друг мой!..
Рядом, словно из-под земли, вырастает дед Рыгор, высокий, величавый, со спустившимися на лоб седыми космами.
- Ну что ж, хлопцы, вперед, отдохнули! Ничего, пройдем, бывало хуже! - Опираясь на палку, старик пошел вперед.
- Шагом марш! - хрипло скомандовал Доватор. Он схватил за повод ближайшего коня. - А ну-ка, родной!
Конь со стоном вырвал ноги из топи и, рассекая вонючую жижу, пошел вперед. И снова зашевелились, захлюпали мочаги. Люди и кони шли вперед, вперед, пропадая в сером тумане.
ГЛАВА 21
На опушке леса майор Круфт вместе с другими офицерами вылез из легковой машины и стал обозревать местность. Здесь его батальон должен был устроить засаду и ждать появления русских парашютистов.
Когда майор, расшифровав радиограмму, нарисовал на карте кружочек, где должен был высадиться десант, этот кружочек выглядел очень красиво. Полянка, обозначенная на карте, была величиною с пфенниг, кругом нее обвивалась веселенькая зелень леса. И майору казалось: расстреливать в этом приятном месте болтающихся в воздухе беспомощных людей - одно удовольствие. Поэтому Круфт настойчиво упрашивал своего родственника, полковника Густава Штрумфа, назначить его главным лицом по проведению операции.
Он знал: крест ему будет наверняка обеспечен, а также и должность коменданта в одном из районов Москвы.
Однако, когда он прибыл на место, настроение его изменилось. Поляна выглядела совсем не так, как на карте: она показалась майору суровой и мрачной, затерянной в лесной глуши. Посредине стоял заросший бурьяном сарай. Со всех сторон подступал дремучий лес, и поляна казалась майору похожей на гигантскую косматую русскую шапку, положенную верхом вниз.
Сырое, туманное утро. Над высокими могучими елями и стройным, как желтые восковые свечи, мачтовым сосняком низко плыли рваные облака. Майор поежился, точно эти облака вползали к нему под резиновый плащ и леденили спину.
"Если русские не дураки, - подумал майор, - то они, разумеется, не полетят в такую погоду..." Ему сейчас куда больше улыбалось сидеть в теплой крестьянской избе, чем торчать в каком-то диком лесу. Четыреста солдат, отданных в его распоряжение, казались здесь ничтожной силой, и Железный крест не имел уже той привлекательности, что вчера.
Круфт отдал распоряжение младшему офицеру прочесать опушку леса, а к сараю протянуть связь. В нем он решил сделать командный пункт.
Однако он не знал, что в сарае сидели разведчики и чистили к завтраку картошку. Они находились здесь уже вторые сутки и с присущей фронтовикам быстротой обжили это неуютное местечко. Вдоль стены устроили из сена и еловых веток постели; на каждой лежала скатанная шинель и плащ-палатка. Все было под рукой - сегодня ожидался десант. В углу сарая была устроена сигнализация: на конце красного немецкого телефонного провода висела порожняя консервная банка, а провод тянулся к посту. В сарае находились Торба, Павлюк и еще три казака. Остальные несли караульную службу.
- Варить пойдете в лес - место выбирайте, где погуще кусты, и щоб ни якого дыму. Понятно? - приказывал Торба.
- Как же можно варить без дыму, извините за выражение? - спросил Павлюк, искоса поглядывая на Торбу.
- Очень просто: наломать сухого орешнику.
- А орешник что тебе - бездымный порох?
- Сказано: без дыму, и все! - отрезал Захар. - А не хочешь - сиди без горячего и жуй сырой концентрат.
- Нет, милый, как варить без дыму, я не знаю.
- А Суворов "незнаек" заставлял звезды считать... Да разве прикумские это могут понять?
- Что - прикумские? У нас в Прикумщине... - горячился Павлюк.
- Знаем - известные пьяницы! Кислое вино хлещут и сушеной дыней закусывают, а она твердая, як сыромятный ремень...
Вдруг консервная банка взлетела вверх и со звоном ударилась о стенку сарая.
- К бою! - крикнул Торба, сорвал с плеча автомат и бросился к выходу. За ним выскочили и другие.
По опушке леса, с трех сторон, в серо-зеленых френчах, поблескивая штыками, цепью шли немцы, катили станковые пулеметы, тащили на плечах минометы. Одна группа шла от опушки леса в направлении сарая и тянула провод. Заметив разведчиков, немцы остановились.
- Павлюк! Посты снимать, и всем в лес! - Вскинув автомат к плечу, Захар дал несколько очередей. Немцы попадали.
Разведчики, пригибаясь, отходили к лесу. Им надо было пробежать двести метров. Торба понял, что, если не прикрыть товарищей, они все полягут на открытом месте.
Немцы начали бить по сараю из автоматов. Пули ударялись в стены, откалывая мелкие щепки. Захар, спрятавшись за дверь, продолжал отстреливаться. Что-то со звоном ударило по каске, словно тяжелой дубиной; у него потемнело в глазах. Захар на мгновение потерял сознание. Когда он открыл глаза, первое, что услышал, - это крики немцев. Захар снял с головы каску. Шею заливала кровь, но боли он не чувствовал. Схватив автомат, он заполз в сарай и прилег в дверях. Он видел, немцы приближаются. Думая, что в сарае никого нет, они шли во весь рост. Торба дал длинную очередь. Несколько человек упало, а остальные повернули назад. Пробежав несколько шагов, фашисты, крича и ругаясь, залегли.
- Ага, бежите, гады! - Захар снова нажал спусковой крючок. Последовала короткая очередь, и автомат умолк. Вытащив пустой диск, он сунул его в пристегнутый к поясу колпак. В эту минуту он вспомнил своего друга Филиппа Афанасьевича. "Нет, теперь Филипп Афанасьевич на меня не обиделся бы!" Он был уверен, что будет жить. Он еще увидит своего друга и родную Кубань, земляков и товарищей. Голова работала с необычайной отчетливостью. Ему вдруг представилось, что он стоит на трибуне: кругом флаги, народ, а он говорит какие-то горячие слова, от которых жжет в груди. Впереди всех стоит Анютка.
Тут он увидел перебегающих гитлеровцев. Он снова нажимает спусковой крючок и начинает бить короткими очередями. "Патроны беречь надо, мелькает у него в голове. - Ага, бегут!" Его охватывает бурная радость. Пронзительный вой мины, страшный треск - и Захар проваливается во мрак и тишину...
