драматургическая свобода Володина и самостоятельность его нравственной позиции были просто-напросто использованы как спусковой крючок в кампании по разгрому журнала: Н. Ф. Погодин ушел со своего поста, его заместитель А. Н. Анастасьев и сама М. Н. Строева вынуждено перешли в Институт истории искусств, а общий тон журнала необратимо изменился.
«Эту пьесу принесла мне в редакцию Д. М. Шварц — завлит театра Товстоногова. Я быстро, с волнением ее прочитала, передала Н. Ф. Погодину и вызвала из Ленинграда Володина. Погодин тоже быстро прочитал пьесу и прислал за нами машину (он жил тогда на даче в Переделкине). Николай Федорович встретил нас достаточно сурово. Он сказал, что автор безусловно талантлив, у него большое будущее, но эта пьеса принесет ему и журналу (если мы ее напечатаем) серьезные неприятности. „Я готов напечатать, если вы на это решитесь“, — сказал он. Володин был обескуражен, но все-таки дал Погодину свое согласие. <…> Статью мою „Критическое направление ума“ напечатали вслед за пьесой в том же номере (в другом номере. — Сост.). Заголовок я взяла из реплики героини пьесы: „А что, если у меня критическое направление ума?“
В эти дни я работала дома у С. С. Смирнова над его пьесой о Брестской крепости. В его квартире раздался звонок: за мной прислали машину из ЦК партии, меня провели прямо в кабинет зав. отделом культуры Д. А. Поликарпова, который сидел над кипой бумаг. Он едва поднял на меня глаза и стал злобно ругать за статью. „Вы понимаете, что натворили?! Ведь вы натравливаете народ против партии! Слышали, должно быть, какие политические демонстрации прошли в Новочеркасске? А вы подливаете масла в огонь своим `критическим направлением ума`. Вот тут у меня лежит целое исследование по этому поводу Е. Д. Суркова“, — он похлопал по толстой рукописи, лежавшей перед ним на столе. Не дав мне ничего сказать в свое оправдание, Поликарпов грубо накричал на меня и выставил из кабинета.
Через день он собрал у себя редколлегию журнала во главе с Погодиным и снова начал „разборку“ с помощью тех критиков, которым он поручил нас „разнести“. Тут Погодин струхнул, он был беспартийным, и заявил прямо: „Меня коммунисты подвели“. Товстоногов сослался на приступ язвы и быстро ушел. М. О. Кнебель говорила что-то о ГИТИСе. Другие члены редколлегии вообще не явились. Весь удар пришелся на голову А. Н. Анастасьева (заместителя главного редактора. — Сост.) — он его выдержал стойко, по-мужски. А Поликарпов все хлопал по рукописи Е. Д. Суркова и повторял: „Это политическое дело, и вы будете за него отвечать!“ На следующий день в журнал была прислана бумага — решение ЦК партии. Мы с Анастасьевым были изгнаны из редколлегии. Его сразу перевели в институт Истории искусств, созданный в 1944 году И. Э. Грабарем. <…> На место Анастасьева назначили В. Ф. Пименова, ближайшего друга А. В. Софронова, который весь этот разгром подготовил. Он стоял за спиной Поликарпова и Пименова, ими дирижируя. Погодин сразу понял эту ситуацию: „Я не хочу быть вторым редактором“, — сказал он и ушел из своего журнала. Тогда Софронов посадил Пименова на место главного редактора, хотя в Союзе писателей он был не литератором, а чиновником» (Сканави-Строева. Мой отец. С. 469–470).
Но благодаря моим недругам мне пришлось взяться за пьесу совсем иного характера, похожая на прежнюю просто не была бы осуществлена. Еще до того как я закончил пьесу «Пять вечеров», возникла формула, что это — злобный лай из подворотни.
Основные претензии к пьесам Володина не отличались разнообразием: «Критики разнервничались, оскорбленные в своих лучших чувствах. „Мещанская драма“, „мелкие идеи“ — страдал один. Другого повергало в уныние „отсутствие дыхания коллективов, где работают или учатся герои“, огорчали „ущербинки в характерах“. Весь этот переполох произошел потому, что Володин впервые вывел на сцену людей, которых предшествующая драматургия замечать не хотела, в лучшем случае отводила им проходные роли где-нибудь на обочине сюжета. Молодой писатель привлек внимание к мужчинам и женщинам, не обладающим железной волей, не занимающим видные посты, не претендующим реорганизовать производство, что-то такое внедрить, что-то этакое искоренить, кого-то там разоблачить или посрамить. Эпизодические роли он превращал в главные, а главные в эпизодические. <…> Другими словами, Володин сблизил сцену с реальной действительностью» (Рудницкий. Истина страстей. С. 208–209).
«На одном из театральных совещаний ответственный сотрудник Министерства культуры высказался откровенно: да, мы знаем, что „Сын века“ слабая пьеса (фальшивая производственная однодневка, поставленная в Академическом театре им. Пушкина), но мы ее поддержали. А что прикажете поддерживать? Не „Пять вечеров“ же?» (Рохлин. С. 16).
«Сын века» — пьеса И. П. Куприянова, поставленная в 1959 году.
Куприянов Иван Петрович (1915–1974) — драматург.
Критические оценки прозвучали и в самом театре, на заседании худсовета БДТ:
«Корн Николай Павлович: Талантливый Володин жизненно и правдиво нарисовал своих героев, и это подкупает. Но мне хотелось бы пьесу советскую, на другую тему, иного ритма иного дыхания. Меня эта судьба не волнует, мне это неинтересно. <…> …возьмем основной образ пьесы — Ильин. Не понимаю такого человека. Он надерган (так! — Сост.) педагогическими лекциями, болтается, извините меня за выражение, по бабам, в то время как за его окном, — как и вне дома Булычева — идет громадная жизнь. Меня интересует „Трасса“ (премьера пьесы И. Дворецкого состоялась почти одновременно с „Пятью вечерами“, 27 января 1959 года, реж. А. Кацман, художник С. Мандель) — вижу дыхание большого коллективного организма. А Ильин пусть проводит время, он неинтересный человек, и гоняться за ним, как это делает героиня пьесы, по-моему, ни к чему. Что собственно произошло, почему он страдает? Ну, война виновата, но ведь многие прошли через войну. Война его искалечила, но не это основное в его судьбе. <…> Борись, строй жизнь — вот и все. <…>
Полицеймако: Мы видели вчера хороший спектакль, но люди, которых играли артисты, недостойны внимания, которое им уделяется.
Возьмите главного героя Ильина. Его поведение после войны нельзя оправдать. И на Север он погнался за длинным рублем. Таких „тузов“, приезжающих с севера мы видели. Вот женщина, которую играет Шарко, чем она интересна? Рассказ о простой женщине, но неинтересный» (ЦГАЛИ. Р-268. Оп. 1. Д. 121. О спектакле «Пять вечеров» А. Володина на сцене БДТ им. Горького. Протокол заседания художественного совета ЛГ БДТ им. Горького от 6 марта 1959).
Дворецкий Игнатий Моисеевич (1919–1987) — драматург.
Надо отдать должное Г. А. Товстоногову, он умел жестко пресекать подобные настроения: «Коль скоро мы пьесу взяли, то нужно иметь мужество стоять за нее до конца. А коль скоро пьеса взята — должны проявиться такие качества, как коллегиальность и патриотизм театра. Пьеса проникнута настоящим гуманизмом, и к этой теме могут быть разные пути, вот об этих разных путях и нужно дискутировать» (там же).
И верная Дина Шварц
