— Я не займу много времени, — они давали свои business cards — деловые карточки, которые в России по старинке называют «визитками», и тут же заодно вручали ей какой-нибудь мелкий подарок — ручку, значок, конфеты.
Изабелла приносила мне карточку:
— Владимир, он (она) хочет поговорить с вами.
Я знал, что мне будут вежливо и настойчиво всучать продукцию фирмы и расхваливать ее, чтобы я прописывал больше их лекарство или применял их устройство.
Но многие доктора старались отделаться от них, игнорировали, говорили, что нет ни минуты… Я не люблю никаких проявлений невнимательности. По-моему, невнимательность всякого рода — это страшный грех перед собой и перед другими (особенно, конечно, грешно быть невнимательным доктором). Вздыхая, я соглашался на не очень нужную мне беседу:
— О'кей, пусть заходит.
И мне начинали вежливо втолковывать, объяснять и разъяснять преимущества их лекарства перед другим такого же действия или их аппарата — по сравнению с другим. Мне тут же давали образцы лекарства или аппарата, которые изготавливаются специально для бесплатной раздачи докторам. А заодно мне часто давали подарки: дорогие ручки, настольные часы, красиво изданные книги, учебники по хирургии, фирменные календари, — блокноты и печати с моим именем — все, чтобы я своими рецептами и применением их аппаратуры давал этим фирмам доход. И потом эти фирмы годами присылали мне поздравительные открытки.
Благодарные за внимание, представители записывали мое имя. Через некоторое время я стал все чаще получать приглашения от их фирм для обсуждения новых лекарств и аппаратов — меня «включили в обойму» специалистов для обсуждений. Это были платные вечерние заседания на один-два часа.
Мнения докторов давали фирмам основание для получения патента и лицензии на новое лекарство или новый аппарат, они сразу начинали бурную рекламу улучшенного средства, с новым патентом. И это давало фирмам громадный доход. За такие обсуждения тут же платили 200, 300, а то и 500 долларов наличными деньгами (в зависимости от продолжительности дискуссии). Что было хорошо, так это то, что эти наличные деньги не облагались налогами. Мои общие налоги тогда составляли 45 процентов дохода, и любой дополнительный заработок, официально зафиксированный на номер моего социального обеспечения, только увеличивал налоги.
Была еще одна отрасль американской жизни, которая своей динамичностью поражала мое воображение — это индустрия книгопечатания. Сколько здесь издается книг! — я всегда поражался. Книги есть на все вкусы и по любым вопросам — этот рынок постоянно переполнен. И это несмотря на то, что при всех технологических достижениях и высоком уровне жизни Америка не является страной, где доминирует глубокий интеллект. Средний американец — это благополучный простой малый (или — малая), девиз которого можно приравнять к девизу плебса (простого народа) древнего Рима — ему нужно «хлеба и зрелищ». Считается, что только около 5 процентов населения читают книги. И однако полки множества книжных магазинов завалены литературой на все вкусы и требования.
Но в Америке успех имеет не то, что хорошо и правильно, а то, что дает доход. Поэтому издается много «чтива» и «макулатуры». Зато изданы все книги прекрасно, на хорошей бумаге, богато иллюстрированы. Но и стоят дорого — по двадцать — тридцать долларов и выше. Иногда я видел на полках свои две книги — «Russian Doctor» — «Русский доктор» и «Price of Freedom» — «Цена свободы», изданные еще в 1984 и 1986 годах. Когда книга «стареет», цена на нее опускается. В 1990-х годах мои книги продавались за пять-шесть долларов. Конечно, для всех специалистов в Америке издается много учебников и специальной литературы. Эти книги изданы еще лучше и богаче, но и стоят еще дороже, по сто пятьдесят — триста долларов. Заходя в отделы медицинских книг, я мечтал, что когда-нибудь и моя книга по илизаровскому методу встанет рядом с другими учебниками. И вот… самое крупное медицинское издательства Mosby Publishing Company из Филадельфии (именно там сосредоточено большинство медицинских издательств) прислало нам с Френкелем письмо, что они принимают предложение издать нашу книгу и для переговоров с нами приедет главный редактор. Письмо пришло на имя Виктора, он принес его ко мне в кабинет:
— Владимир, поздравляю — приняли. Теперь давай — действуй.
— Давай действовать вместе: мои идеи и рисунки, а твой — текст.
— Знаешь, я поговорю с Питером Фераро, который ведет общественные связи нашего госпиталя. Он образованный парень, и у него хороший литературный слог. Я попрошу его помогать тебе, потому что моя роль в этой книге будет маленькая. И гонорар мне не нужен — пусть все платят тебе и Питеру.
Питера я знал очень хорошо, мы были с ними приятели и соседи. Немного за тридцать, он был остроумный и приятный собеседник, любитель шуток. Но он — не доктор и ничего не понимал в илизаровском методе. Как я буду с ним работать?
Теперь начиналась новая эпопея моей профессиональной жизни — написание учебника. До сих пор ни один русский хирург не издавал в Америке свой учебник.
— Владимир Юльевич, в Москве чемоданов в продаже нет, — мрачно говорил мне доктор Леня Селя, мой молодой ученик, когда я пролетал через Москву из Кургана осенью 1989 года. Леня с семьей, женой Ириной и двумя маленькими детьми, подали заявление на эмиграцию и готовились к отъезду.
— Ай-ай-ай, раз чемоданов нет, значит, вы не поедете, — поддразнил я его.
Леня надулся:
— Я это серьезно.
— А если серьезно, так не впадай в панику. У тебя еще будет много поводов паниковать в Америке: подыскивание квартиры, освоение английского, сдача экзаменов, устройство на работу… много всего. Но запомни: здесь у тебя неприятности, а там будут только трудности.
Шла все нарастающая волна бегства из Советского Союза — бегство евреев, полуевреев и их русских супругов. Очевидно, от этого и не было в продаже чемоданов — раскупили. Но теперь люди бежали уже не от притеснений, а от экономического краха. Разрешение на выезд им давали все проще, КГБ при Горбачеве стал терять свою всесильность и к уезжавшим не придирался. Поэтому им не нужно было ждать годами и бояться, что их не выпустят, как это было во времена нашего выезда — в 1970-х годах. Стало заметно больше выезжать молодых людей, в том числе и специалистов, происходила настоящая «утечка мозгов». Но и без того безмозглая советская власть не хотела понимать, что она теряет (только еще через несколько лет власти опомнились, да было уже поздно). Некоторые уезжавшие молодые специалисты уже успели в школах выучить английский, большинство были люди другой подготовки к новой жизни — лучше информированы о том, что их ждало в новой стране, лучше готовы к работе. У многих были в Америке ранее иммигрировавшие родственники и друзья.
