После завтрака переехали в Царское Село в собственный Его Величества Дворец, где были отведены покои для Высоких Гостей, а для свиты и меня в Большом Царскосельском Дворце. Свита состояла из двух лиц: камердинера[365], состоящего при Герцоге, и статс-дамы[366] при Великой Княгине.
Приятно вспомнить, с каким уважением и любовью относились эти лица к своей новой Герцогине, восхваляя Ее всячески, рассказывая, какой популярностью она начала пользоваться среди придворных и народа в Швеции, как быстро выучилась говорить по-шведски и усвоила себе все обычаи и традиции. В то же время они отзывались далеко не симпатично о своем Герцоге, обвиняя его в бессердечии, лености, порой грубости и небрежности по отношению к Своей молодой Супруге.
Пребывание Их Высочеств в Царском Селе продолжалось 15 дней и протекало в интимном кругу Царской Семьи, с редкими выездами в Петербург для отдания необходимых визитов. Мне же пришлось показать свите Петербург и два раза быть с ними в театрах.
На обратном пути 4-й Финский стрелковый батальон, расположенный в Або, воспользовавшись необходимостью Их Высочествам пробыть в городе с утра до вечера в ожидании отхода парохода-ледокола на Стокгольм, приветствовал отъезжающих парадным завтраком в офицерском собрании, на котором молодая Великая Княгиня выказала много такта и умения держать себя в обществе.
Вернувшись в Петербург, я вступил в исполнение своих прямых обязанностей в Гвардейском экипаже, неся приблизительно один раз в месяц суточное дежурство при Государе и получая приглашение по воскресеньям на вечер к Их Величествам.
В этом году Гвардейский экипаж должен был праздновать 200-летний юбилей, почему было особенно много работы. Ввиду неожиданной смерти Английского Короля Эдуарда VII[367], празднование юбилея было перенесено на весну и состоялось лишь в первых числах мая, после чего началось обычное плавание и лично мое снова старшим офицером яхты «Александрия». Еще до юбилея меня вызвал к себе начальник штаба Командующего флотом и предлагал мне получить в командование судно 2 ранга во флоте. Пришлось по просьбе командира экипажа отказаться от предлагаемого назначения ради юбилея, но осенью, понимая, что в экипаже получить в командование судно мне удастся года через два, я решил воспользоваться предложением и в конце ноября был назначен командиром эскадренного миноносца «Амурец», состоявшего в 1-м дивизионе 1-й минной дивизии.
На это решение повлиял также инцидент, случившийся со мной в экипаже, который всецело имел своим основанием с одной стороны людскую зависть и злобность, а с другой стороны сознание безнаказанности в силу бесконечной доброты Государя.
Вскоре после назначения моего флигель-адъютантом я постоянно сознавал и испытывал недоброжелательство очень многих сослуживцев по экипажу, как старших меня в чине, так и равных. Оно все усиливалось по мере большей милости ко мне Двора и повышения моего по службе. После моего пребывания как бы гостем в Ливадии оно дошло до апогея. Сознавалось ясно, что завистники оставят меня в покое лишь до юбилейных торжеств, во-первых, потому, что трудно было заменить меня на моем ответственном посту перед парадом, а во-вторых, была надежда у многих на торжествах быть назначенными флигель-адъютантами и, таким образом, возможно ослабить влияние на Государя, приписываемое мне. Лично я надеялся, что назначением, возможно нескольких лиц сразу, разрядится атмосфера.
Непонятно, по каким причинам Государю не было благоугодно осчастливить кого-либо Своей милостью. Виновным в этом можно считать только адмирала Нилова, который по своей близости к Государю мог ходатайствовать за желательных ему кандидатов.
Обиженные свое неназначение приписали моему влиянию, не понимая, что я, как офицер части, сам был поражен этим фактом, зная среди офицеров вполне достойных награждения, как по своим личным заслугам, так и по положению в обществе.
Все это разразилось некрасивой интригой, поведенной против меня группой офицеров, не знавших, что о моем назначении во флот уже возбуждено ходатайство.
Атака моих личных врагов не увенчалась успехом, но стоила мне много нервов и тяжелых, обидных, ничем не заслуженных переживаний, результатом чего я был вынужден обидеться на всю воинскую часть, столь мне дорогую, хотя девяносто процентов личного состава ее были абсолютно неповинны.
В это время Их Величества с Семьей были за границей для прохождения курса лечения Императрицы.
Немедленно по возвращении Государь потребовал к Себе лично командира экипажа с подробным докладом о происшествии, а я давал пояснения министру Двора, который познакомился уже с делом по письменным документам. Выслушав меня, генерал-адъютант граф Фредерикс сказал приблизительно следующее: «Удивляюсь поведению командира экипажа. Что касается лиц, ведших против Вас интригу, мне давно было ясно, что многие из них мечтали о своем назначении флигель-адъютантами. Не мне судить поступки Моего Государя. Значит, были какие-либо причины, почему никто из них не был назначен. Понятна их зависть к Вам и недоброжелательство. Считаю Ваше поведение вполне правильным и от души поздравляю с окончанием этого дела».
Затем я имел счастье представляться Государю, который в милостивых выражениях передал мне Его сожаление, что меня постигла такая неприятность, просил не волноваться, так как Он вполне одобряет мое поведение.
По Своей доброте Его Величество совершенно упустил из виду, что нельзя было оставлять безнаказанными офицеров, поднявших дело против своего начальника и не доказавших его виновность, и что те же лица распускали всевозможные слухи обо мне, уверяя даже, что я удален из экипажа судом чести. Несмотря на полный абсурд такого заявления, так как офицер, удаленный по суду чести, не мог бы получить повышение и остаться флигель-адъютантом, многие верили всегда охотно всякой грязи и сплетне.
После потери флота в Цусимском бою, благодаря слабо развитой технике и неотпуску денег Думой, Русский флот не имел боевой эскадры. Все прежнее устарело, было расшатано, требовало ремонта и могло служить только для учебных целей. Две дивизии миноносцев, построенные, главным образом, на добровольные пожертвования, также не представляли из себя вполне современных боевых типов.
Адмирал фон Эссен[368], поставленный во главе Балтийского флота, правильно оценил положение и обратил все внимание на обучение и воспитание личного состава. Поэтому фактически весь флот был учебным, на котором личный состав подготовлялся к занятию ответственных должностей в будущем флоте, программа судостроения которого разрабатывалась морским министерством и проводилась в Думе. Одновременно было проведено много капитальных реформ, из которых одна из самых важных было положение о сверхсрочно служащих.
