из Гарварда. “Мне нравится, что вы делаете”, – признался Черч. Они поболтали, позже встретились, и Черч стал в
The ODIN “консультантом по науке и ведению бизнеса”. “Думаю, Черч коллекционирует интересных людей”, – корректно отмечает Зайнер [285].
Большинство биологов, работающих в университетских лабораториях, пренебрежительно отзываются о методах Зайнера, которые кажутся им кустарными. “Выходки Джосайи говорят об отчаянном стремлении к славе и недостатке научных знаний, – говорит Кевин Доксзен, работающий в лаборатории Даудны. – Очень важно подогревать интерес и любопытство публики, однако, продавая наборы и утверждая, что с их помощью любой может синтезировать лягушек на кухне, клетки человека в гостиной и бактерии в гараже, он пытается упростить технологию, в которой нет ничего простого. Мне грустно думать, что учителя тратят урезанные школьные бюджеты на наборы, которые не работают”. Зайнер отмахивается от этой критики, поскольку она исходит от ученых, которые, по его словам, пытаются защитить свою вотчину. “Мы помещаем последовательности ДНК и все свои данные и методы в доступные онлайн наборы, чтобы каждый мог сделать собственные выводы” [286].
CRISPR-процедура, которую Зайнер экспромтом провел на себе на конференции в Сан-Франциско, не оказала заметного влияния на мышцы его щупловатого тела. Для достижения желаемого потребовалась бы длительная терапия. Однако процедура повлияла на сферу правового регулирования CRISPR. Став первым человеком, который попытался отредактировать свою ДНК, Зайнер показал, что однажды генного джина выпустят из бутылки, и это, по его мнению, только к лучшему.
Зайнер хочет сделать революцию генной инженерии такой же открытой и коллективной, какой была цифровая революция в ее первые дни, когда программист Линус Торвальдс создавал операционную систему Linux с открытым кодом, а хакер Стив Возняк рассуждал в компьютерном клубе Homebrew о выводе компьютеров из-под эксклюзивного контроля корпораций и государственных институтов. Зайнер утверждает, что генная инженерия не сложнее компьютерной. “Меня чуть не выгнали из школы, – говорит он, – но я смог этому научиться”. Он мечтает о том, чтобы миллионы людей по всему миру начали на любительском уровне заниматься биоинженерией. “Теперь все мы можем программировать жизнь, – говорит он. – Если миллионы людей займутся этим, медицина и сельское хозяйство сразу изменятся, и это даст миру очень многое. Показывая, насколько проста [технология] CRISPR, я хочу вдохновить людей на такие свершения”.
Разве не опасно, спрашиваю я, давать всем доступ к этой технологии? “Нет, это чертовски круто, – возражает он. – Ни одна великая технология не пришла к расцвету, пока люди не получили к ней полный доступ”. В этом он прав. Цифровая эпоха вступила в период бурного развития именно тогда, когда компьютеры стали персональными. Это случилось в середине 1970-х годов с появлением Altair и Apple II, которые демократизировали контроль над вычислительной мощностью. Сначала хакеры, а затем и мы все принялись играть с собственными компьютерами и производить цифровой контент. В начале 2000-х годов, с рождением смартфона, цифровая революция вышла на новый уровень. “Как только мы дадим людям возможность заниматься биотехнологиями дома, как случилось с компьютерным программированием, будет создано множество замечательных вещей”, – говорит Зайнер [287].
Вероятно, Зайнер своего добьется. Технология CRISPR совсем скоро станет настолько простой, что ее будет не удержать в лабораториях. Ее будут развивать еще и мятежники с отщепенцами. Благодаря этому она может пойти по пути цифровой революции, которая в значительной степени – вспомним Linux и Википедию – подпитывалась коллективной работой. В цифровом мире нет четкой границы между любителями и профессиональными программистами. Возможно, скоро такая же ситуация сложится и в мире биоинженеров.
Несмотря на опасности, биотеху может пойти на пользу движение в описанном направлении. В период пандемии государствам не помешало бы, чтобы граждане разбирались в биологии и могли творить инновации. По крайней мере, было бы неплохо, чтобы они хотя бы умели в домашних условиях брать анализы у себя и своих соседей. Отслеживать контакты и собирать данные вполне можно с помощью краудсорсинга. Сегодня между официально квалифицированными биологами и хакерами-любителями проведена жирная черта, но Джосайя Зайнер стремится изменить ситуацию. Возможно, CRISPR и COVID помогут ему размыть прочерченные границы.
Джозеф Бонди-Деноми
Глава 34. DARPA и анти-CRISPR
Оценка угрозы
Мысль о том, что CRISPR могут использовать хакеры, террористы и враждебные государства, стала волновать Даудну. Она озвучила свои опасения в 2014 году, когда приехала на конференцию, где один исследователь рассказал, как с помощью специально запрограммированного вируса перенести компоненты CRISPR в организм мыши и отредактировать нужный ген таким образом, чтобы у мыши развился рак легких. Даудна похолодела. Если модифицировать направляющую РНК или ошибиться при ее программировании, такой трюк вполне мог сработать с легкими человека. На другой конференции годом позже она задала вопрос студенту, который в соавторстве с Фэном Чжаном написал статью, где рассказал, как поставил с CRISPR подобный эксперимент и вызвал у мышей рак. Эти и другие моменты подтолкнули Даудну присоединиться к инициативе, финансируемой Министерством обороны США, и заняться разработкой способов защиты от ненадлежащего использования CRISPR [288].
С тех самых пор, когда Чезаре Борджиа нанял Леонардо да Винчи, инновационные процессы финансируются из оборонных бюджетов. Военные начали поддерживать исследования CRISPR в 2016 году, после того как Джеймс Клеппер, директор Национальной разведки США, выступил с ежегодным докладом с оценкой глобальных угроз, в котором впервые упомянул “редактирование генома” как потенциальное оружие массового уничтожения. В результате Управление перспективных исследовательских проектов Министерства обороны США (DARPA), прекрасно финансируемое Пентагоном, запустило программу “Безопасные гены” для поддержки поиска способов защиты от созданного с помощью методов генной инженерии оружия. Оно распределило гранты на 65 миллионов долларов и сделало оборонный сектор крупнейшим источником финансирования исследований CRISPR [289].
Первые гранты DARPA были направлены семи исследовательским группам. Джордж Черч из Гарварда получил средства, чтобы изучить, есть ли возможность обращать вспять мутации, возникающие под действием радиации. Кевин Эсвелт из MIT – на исследование генных драйверов, способных ускорять распространение генетических изменений в популяциях таких организмов, как комары и мыши. Амит Чаудхари из Гарвардской медицинской школы – на разработку методов включения и отключения инструментов редактирования генома [290].
Гранты Даудны, сумма которых в итоге достигла 3,3 миллиона долларов, были направлены на целый ряд проектов, включая поиск методов блокировки созданной на базе CRISPR системы редактирования генома. Цель состояла в том, чтобы создать инструменты, которые, как указывалось в презентации, “однажды смогут обезвреживать оружие, задействующее технологию CRISPR”. Это напоминало сюжет дешевого триллера: террористы из враждебных государств запускают чрезвычайно разрушительную систему CRISPR, которая