Рядом со мной, возле пушки, командир дивизиона и адъютант старший лейтенант А. Г. Курбатов. Наблюдаем. Никого впереди не видно, стрельба повсюду стихла. Расчет пушки замер в окопе. Боец-наблюдатель из расчета тихо докладывает:
- Немцы в деревне.
- В какой?
- Редцы. Ориентир - труба крайнего сгоревшего дома.
- Расстояние до цели?
- Метров триста, может, чуть больше.
- Да, если в трехстах метрах немцы, то скоро появятся цели для пушки и покрупнее. Подождем. Не расслабляться только, - предупредил я артиллеристов.
Ожидали довольно долго. Фашисты скрылись в окопах, никто не появлялся. И вот наконец по дороге галопом скачет пара лошадей, запряженных в повозку. На ней два офицера, возница - солдат. Гонит лошадей в надежде проскочить открытое место.
- Ну, товарищи, покажите, на что вы способны, - обращаюсь я к расчету.
- Цель вижу! - доложил наводчик.
- Огонь! - скомандовал командир орудия.
Раздался выстрел. Через стереотрубу я увидел, как снаряд угодил в повозку. Лошади поднялись на дыбы...
Дым рассеялся, и мы увидели разбитую повозку, трупы гитлеровцев на обочине. Чуть поодаль в упряжке стояли лошади.
Бойцы расчета смотрели на меня.
- Благодарю вас, товарищи, за отличный выстрел! - обратился я к ним.
- Служим Советскому Союзу! - дружно ответили артиллеристы...
* * *
Особенно отличился в то время наш снайпер Захар Киля. Весь фронт знал этого бойца. Сто сорок четыре фашиста были на его боевом счету.
Как-то на мой НП пришел известный снайпер старшина Алексей Пупков. Сидели мы с ним рядом и наблюдали за противником. Я знал, что он дружит с Захаром Киля, и попросил его поподробнее рассказать о снайпере.
- Он с Дальнего Востока, - охотно заговорил Пупков, - Долго добивался разрешения поехать на фронт.
Вся нанайская деревушка, от мала до велика, провожала гоношу на фронт. Напутствуя сына, опытный таежный охотник Данила сказал: "Иди, мой сын. Ты умеешь бить белку в глаз, так бей немца в самое сердце". Перед тем как идти в первый раз на "охоту", Киля совсем не опал. Сон никак к нему не шел. Он ждал, скоро ли наступит утро, чтобы поскорее пойти в засаду. Ему не терпелось. Я заметил его волнение. Мы с ним тогда были рядом.
- Уже скоро рассвет, - угадывая мысли Захара, сказал я. - Давай пойдем в засаду вместе.
Пупков рассказал, что когда Захар Киля первый раз вышел с ним на "охоту", то пролежал в засаде более трех часов. Зорко вглядывался в заросли бурьяна сожженной деревни Редцы. Гитлеровцев не было. Снайпер начал волноваться, но вдруг показался фашист. Хоть и ждал этого момента Захар, но вначале растерялся. Однако взял себя в руки, плотно прижал приклад винтовки, тщательно прицелился. Выстрел - и гитлеровец грузно упал в бурьян. Так был открыт снайперский счет.
В тот день он "снял" еще трех гитлеровцев. Вечером написал отцу письмо: "Я выполняю твой завет. Сегодня убил четырех фашистов".
День ото дня росло мастерство снайпера Захара Киля, все грознее становился он для фашистов. В листовках, которые сбрасывались с самолетов, враги рисовали его чуть ли не Иваном Поддубным - русским богатырем, с могучими мускулистыми руками. А он был безусым хрупким пареньком. И чего только не писали в листовках о Захаре. "Знаем вашего снайпера, не такой уж он у вас неуязвимый",тешили себя надеждой захватчики. Однако бояться его не переставали. И не случайно. Виднеется ли на равнине куст, стоит ли подбитый танк, или возвышается где едва различимый бугорок - отовсюду летят меткие пули.
Десятки "охотников"-добровольцев открывали личные счета истребленных немецко-фашистских оккупантов.
Всему фронту были известны имена классных мастеров снайперов - Киля, Абдулаева, Курашвили, Жадова, Виноградова, Царицына, Лисина, Зайцева, Хасанова, Латокина, - каждый из них истребил более сотни фашистов.
Среди них знатный снайпер, неутомимый мститель за погибшего отца - Алексей Пупков. Ему принадлежали слова: "Если сегодня снайпер не убил оккупанта, как он может спокойно спать?" Он истребил 203 гитлеровца.
Захар Киля был награжден орденом Ленина. Указ Президиума Верховного Совета Союза ССР был помещен на первой странице газеты "В бой, за Родину!", а под ним стихотворение корреспондента дивизионки Николая Шатилова, посвященное снайперу, которое заканчивалось таким напутствием:
Пусть орден грудь его украсит
И в новый славный бой ведет,
За нашу землю и за счастье
Сведет он с немцем грозный счет.
Наступала глубокая осень, дожди шли каждодневно - мелкие, как пропущенные через сито, нудные и холодные. Видимость резко ухудшилась: туманом то и дело затягивало весь передний край. В такое время следовало особенно опасаться вражеской разведки. Штаб и политотдел проводили большую работу по вопросам повышения бдительности. Командиры штаба и политотдельцы зачастили на передний край.
В одну из холодных, сырых, ветреных ночей я, комиссар дивизии Островский и адъютант Курбатов пошли на передовой наблюдательный пункт, находившийся метрах в 400 от переднего края противника.
Пробирались в темноте подлеском, ветер шумел, топтался в кронах деревьев. Дуло студено с Ловати. Там, распарывая потемки, взмывали ракеты то в одном, то в другом месте по всей линии немецкой обороны. Ночная тишина то и дело разрывалась отрывистыми пулеметными очередями: по ночам фашисты методично обстреливали наш передний край.
Перешли неглубокий овраг, где начинался ход сообщения, и вышли прямо к НП. В большой землянке раскаленная железная печь с настежь раскрытой дверцей жарко ворчала, выстреливая с яростным треском угольки в земляной пол, где они рассыпались искрами. Вокруг печки сидели снайперы, обогревались и сушились перед тем, как идти в засаду. О чем-то оживленно разговаривали, а когда мы вошли, сразу замолчали и встали.
- Садитесь, товарищи! Ну и погода! Скучно, наверное, - обратился к ним я.
- Нет дела рукам, нет веселья, - ответил за всех старший сержант Захар Киля и улыбнулся. - В тайге, - продолжал он, - тот не охотник, кто сидит дома.
- Но что ты сделаешь, дождь полосует, туман закрыл весь передний край, не видно цели, - возразил снайпер Алексей Пупков.
- Дождь, туман - это и хорошо. Пробрался поближе к противнику и выжидай, не согласился с ним Захар.
Посидели в землянке, поговорили по душам. Решили дожидаться возвращения группы разведчиков. Открылась дверь, вошел майор В. И. Зорько. Атлетически сильный, высокий, с широкой грудью, черноволосый. Не заметив нас, спросил с тревогой:
- Еще не пришли?
- Нет, - тихо ответил его заместитель капитан А. В. Авдонин и кивнул в нашу сторону.
Начальник разведки только тут увидел нас, извинился.
Вскоре появился старший сержант Михаил Процай, командир взвода разведроты дивизии. Ему на вид года двадцать два, среднего роста, худощавый, детские голубые глава. Он был скромен, тих и неприметен. Одним словом - сибиряк охотник. Трудно было себе представить, что Михаил был одним из самых лучших и смелых разведчиков. Его знал даже командующий армией. В дивизии его звали ласково - Миша. Но особо отличало его от всех - это острое зрение.
