Лидеры заговора восприняли информацию о гибели принцев спокойно, поскольку их судьба всем была безразлична. С точки зрения Мортона и графини вообще не имело значения, живы принцы или мертвы, коль скоро их вполне мог заменить Тюдор. Более того, у Маргарет Бофорт появилась надежда на перемену к лучшему судьбы сына, которому без сомнения играло на руку это убийство. Основной массе восставших по большому счету тоже было все равно, против чего бунтовать: сначала они выступали за освобождение детей Эдуарда из Тауэра, теперь — за возведение на трон Генри Тюдора.
Бакингем тайно собирал своих арендаторов и вассалов. Все бейлифы и управляющие валлийскими поместьями были предупреждены, что по приказу хозяина они должны выставить столько вооруженных людей, сколько смогут. Через Мортона герцог поддерживал связь с графиней Ричмондской, другие гонцы связывали его с Ричардом Гилфордом, сэром Джоном Чейни, сэром Уильямом Стонором, маркизом Дорсетским и эксетерскими Кортнеями. Он написал Генри Тюдору, приглашая его принять участие в заговоре. В начале октября детали восстания были согласованы. Оно должно было вспыхнуть одновременно в южных графствах от Мейдстоуна и Гилфорда через Ньюбери и Солсбери до Эксетера. Кентцам и саррийцам предстояло захватить Лондон или по меньшей мере угрожать столице. Девонцы и дорсетцы двигались на восток. Генри Тюдор с войсками, полученными от герцога Бретонского, высаживался на южном побережье, а герцог Бакингемский переправлялся через Северн во главе своего войска и шел на юго-восток, смыкая клещи вокруг короля Ричарда. Всё должно было начаться в субботу 18 октября.
* * *
За десять дней до даты запланированного начала бунта герцог Норфолкский и королевский совет в Вестминстере уже достоверно знали о нем, ибо герцогу Бакингемскому из Брекона парализовать деятельность комиссии ойе и термине было невозможно, а тут еще нетерпеливые повстанцы Кента преждевременно начали наступление на Лондон. Советники Ричарда III перешли к активным действиям еще до прибытия своего короля. Герцог Норфолкский, фактически взявший на себя руководство комиссией в отсутствие Бакингема, стал собирать своих вассалов. В частности, он писал 10 октября из Лондона Джону Пастону:
«Возлюбленный друг, примите мои уверения в искреннем к Вам расположении. Случилось так, что люди Кента собрались большими силами и заявляют, что пойдут разорять город, что я собираюсь предотвратить, если смогу. Посему прошу Вас, чтобы Вы со всем старанием подготовились и явились сюда, и привели с собой шесть смелых воинов в доспехах. Ваши усилия не останутся неоцененными, Господь тому свидетель, да пребудет Он с Вами»{86}.
Одновременно герцог Норфолкский послал к Ричарду III гонца, который 11 октября примчался в Линкольн, где и встретил короля. Войск у Ричарда с собой не было: большинство лордов и советников, которые отправились с ним в путешествие, уже разъехались по своим домам. В течение нескольких часов с момента получения новостей Ричард отправил свои распоряжения совету в Вестминстере и назначил сбор армии в Лестере 20–21 октября. Он также отписал в Йорк:
«Верные и возлюбленные, мы горячо приветствуем вас. Да будет вам ведомо, что герцог Бакингемский вероломно повернул против нас, нарушив долг верности. Он замышлял совершенно уничтожить нас, вас и всех прочих наших верных подданных, которые приняли нашу сторону. Этим предательским умыслам мы, с Божьей милостью, намерены оказать сопротивление и подавить их. Мы желаем и просим вас, чтобы вы прислали к нам в наш город Лестер к 21-му дню сего месяца столько воинов верхом и должным образом вооруженных, сколько вы сможете. Таким образом вы проявите заботу о нашей чести и собственном благе. И также мы ожидаем, что вы оплатите им вознаграждение и расходы, и будете сохранять спокойствие. Окажите доверие нашему верному слуге, подателю сего»{87}.
Клерки королевского секретаря Джона Кендалла рассылали приказы вооружаться лордам, лорды и придворные, в свою очередь, требовали того же от своих слуг и вассалов. Иногда случались досадные недоразумения — так, виконт Ловелл приказал явиться на сбор сэру Уильяму Стонору Оксфордширскому, не подозревая, что тот участвовал в восстании.
На следующий день в воскресенье 12 октября Ричард продиктовал еще одно письмо лорд-канцлеру, епископу Линкольнскому, который в этот момент тяжело заболел. В сложившейся опасной ситуации король хотел иметь под рукой Большую печать:
«Мы были бы более счастливы, если бы Вы могли прибыть сами. Но если Вы не имеете такой возможности, то мы просим Вас не мешкая исполнить со всем тщанием наш приказ и прислать нашу печать немедленно по получении данного послания. Мы доверяем Вам, равно как доверяем слугам, которым Вы поручите ее доставить. Просим Вас сообщить нам обо всех новостях. А здесь, хвала Господу, все устроено и готово для сопротивления злым умыслам того, кто имел самые веские причины хранить верность — герцога Бакингемского, самого вероломного из ныне живущих людей. С Божьей помощью мы скоро будем в Ваших краях и смирим его злобу. Мы уверяем Вас, что никогда еще не было столь коварного изменника, и податель сего Глостер[149] Вас в этом убедит»{88}.
Тем временем решительный Джон Хауэрд, герцог Норфолкский, собрал достаточные силы, чтобы выслать на разведку несколько отрядов, в том числе сотню людей под командованием сэра Джона Меделлона и сэра Джона Норбери, которые заняли город Грейвзенд, контролировавший переправу в устье реки Темзы. Герцог также активно помогал совету готовить оборону Лондона.
15 октября Ричард выпустил публичную прокламацию, объявляя Бакингема бунтовщиком, приказывая всем своим подданным взять в руки оружие и строго запрещая причинять вред тем из слуг герцога, которые не поддержали своего господина в его заговоре. 16-го числа она была вывешена в Йорке, 17-го — в Халле. Три дня спустя король был в Грантэме, пройдя из Линкольна 40 километров по пути к Лондону. Там, в таверне Эйнджел-Инн, его нашел Роберт Блэкуэлл, один из клерков канцлерского суда, и передал из рук в руки Большую печать в белом кожаном мешочке. Виконт Ловелл уже отбыл в Банбери, чтобы встретить свой отряд, и с Ричардом оставались только четыре епископа, сопровождавший короля из самого Йоркшира граф Нортумберлендский, а также Томас, лорд Стэнли. Мотивы Томаса, чья жена стояла во главе заговора, до конца непонятны. Возможно, он хотел, чтобы его семья на всякий случай сыграла сразу за обе стороны, а возможно, счел полезным для себя действительно поддержать короля. С ним в королевской свите был и его сын Джордж, лорд Стрейндж Нокинский.
