С третьим отделом, отпочковавшимся от «империи Ильичева» – Отделом пропаганды, – дело обстояло сложнее. После снятия В.И. Степакова (видимо, за близость к Шелепину) он был без заведующего и до начала 1972 года оставался под фактическим руководством А.Н. Яковлева. И, собственно, только Яковлев и несколько, совсем немного, его единомышленников в Отделе пропаганды пытались что-то сделать, чтобы поставить преграду на пути поднявшейся консервативной волны. За это А.Н. Яковлев вскоре поплатился. Предлогом стала его интересная, актуальная до сих пор, получившая тогда широкий отклик у общественности статья в «Литературной газете» об интернационализме.
Это было, по сути, первое серьезное публичное выступление в защиту интернационализма, против национализма и активизировавшегося великорусского шовинизма. По существу, это было сильное выступление в защиту идей XX съезда КПСС, что заметили не только противники, но и сторонники сталинизма. Голиков тут же написал донос, который рассматривался на политбюро. При мне и нескольких других товарищах Брежнев выговаривал Яковлеву за статью. И прилюдно же сказал, что на первый раз его «прощает», расчувствовался от собственного великодушия и даже его обнял. Но через пару дней вышло решение о назначении Яковлева послом в Канаду, где он пробыл до середины 1983 года. После этого Отдел пропаганды тоже «зашагал в ногу».
Ситуация на идеологическом фронте осложнялась тем, что в качестве секретаря ЦК КПСС все три отдела курировал П.Н. Демичев – человек, лишенный талантов, по верхам чего-то нахватавшийся, а по сути – малообразованный. И притом готовый взяться за любое дело, хотя толком не умел справиться ни с одним. На моей памяти он возглавлял МГК КПСС, был секретарем ЦК, отвечающим за химизацию народного хозяйства, а затем за идеологию, и, наконец, стал министром культуры. Андропов мне рассказывал, что после смерти маршала Малиновского Шелепин пытался продвинуть Демичева на пост министра обороны, мотивируя это тем, что тот, мол, имеет военный опыт (он кончал Военную академию химической защиты, а потом был некоторое время политработником в армии – здесь, видимо, и сходятся все линии карьеры: главного химика страны, ее главного идеолога и главного попечителя искусств, претендовавшего или, во всяком случае, прочившегося еще и на роль главного военачальника).
Работу Демичева на посту секретаря, ведавшего идеологией (насколько я мог догадаться, его переместили оттуда на пост министра культуры опять не столько из-за неспособности, сколько из-за близости к Шелепину), я в целом оценивать не хочу. Но не помню случая, когда бы Демичев сделал хоть что-нибудь хорошее – кого-то защитил, когда-то выступил за правду и т. д. А за кулисами – выпячивать эту сторону своей деятельности он не любил – много раз, если не постоянно, покровительствовал плохим людям, поддерживал скверные дела.
Сменил Демичева на посту секретаря ЦК КПСС по идеологии М.В. Зимянин, чему поначалу все были рады. Репутация у него была неплохая, в том числе по недавним делам, в частности схваткам с Трапезниковым и Голиковым в период подготовки XXIII съезда партии. Но на посту секретаря ЦК с ним что-то произошло. Может быть, он не выдержал испытания властью. А может быть, это было возрастное. Но, во всяком случае, Зимянин стал совсем другим, превратился в покровителя реакционеров, а в некоторых неблаговидных делах (в частности, в попытке разгромить в 1982 году ИМЭМО АН СССР) активно участвовал сам.
Сколько я помню, всегда самую негативную роль в идеологических делах играл МГК КПСС, возглавлявшийся вначале Егорычевым, а потом Гришиным.
Ну и, наконец, где-то в облаках, у самой вершины власти восседал «серый кардинал» М.А. Суслов, «верховный жрец» идеологии, изредка выступавший публично. За кулисами он постоянно играл консервативную роль. Она особенно однозначна в литературе – его отношение к А.Т. Твардовскому, А.И. Солженицыну и В.С. Гроссману общеизвестно, – а также в истории и других общественных науках. В политике роль Суслова была, по-моему, не столь однозначной. Во всяком случае, когда речь шла не о поиске новых путей, а о споре с теми, кто толкал страну к авантюристическому, правоэкстремистскому курсу. Здесь природная осторожность Суслова, боязнь осложнений не раз делали его влияние конструктивным. Да и в идеологии, когда активизировались правые экстремисты, он иногда удерживал от крайностей. Хотя прогрессивных импульсов от этого человека, конечно, не исходило, а консервативное влияние он оказывал постоянно.
В общем, даже пожаловаться было почти некому. В критических случаях ученые и деятели культуры обращались к Андропову (у него все же сохранялась неплохая репутация) или напрямую к Брежневу. Бывало, что они помогали (пару раз, в частности, таким образом было предотвращено снятие Ю.П. Любимова, руководившего Театром на Таганке).
Эта общая ситуация в руководстве идеологической жизнью страны находила адекватное отражение во всей духовной сфере: в общественной науке, идеологии и культуре. Я хотел бы более подробно остановиться на общественных науках, что наиболее близко мне.
Среди них первой жертвой поворота вправо стала история. Прежде всего – новейшая история нашей страны, а конкретно – период, когда у власти стоял Сталин. В этой области сталинистам, по существу, удалось реализовать тот замысел, который вначале планировался для всей политики, идеологии и культуры, – отбросить идеи XX и XXII съездов, вернуться к апологии Сталина и сталинизма. Конечно, в регулярно переиздававшихся и в семидесятые годы курсах истории КПСС под редакцией Б.Н. Пономарева сохранялось несколько лаконичных абзацев или фраз о XX съезде (без упоминания речи Хрущева да и самого имени Хрущева), о решении ЦК КПСС о культе личности и примыкавших к этому темах. Но вся концепция от этого не менялась. Впрочем, даже эти лапидарные замечания избежали ножниц бдительной цензуры, возможно, лишь потому, что главным редактором книги был все же секретарь ЦК КПСС.
Не говорю уж о том, что публиковавшиеся на протяжении рассматриваемого периода исторические исследования не продвинулись с конца шестидесятых годов ни на шаг вперед. Об этом не приходилось и мечтать. Была предпринята массированная попытка отбросить историческую науку, историческую мысль назад, сделать вид, будто XX съезда КПСС вообще не было. Именно для этого развернули кампанию проработки многих честных историков. С должности директора Института истории СССР АН СССР был снят П.В. Волобуев, занимавший в науке принципиальную позицию. Особенно злобным преследованиям подвергся историк А.М. Некрич, известный своими трудами по истории Второй мировой войны. Его в конце концов заставили эмигрировать (этот прием был эффективен – эмигрировавший человек практически становился как бы изменником, компрометировались не только лично он, но и его позиция, его труды, даже те, кто его поддерживал). Из партии был исключен Рой Медведев. Пострадали многие другие.
