По обветренному, коричневому от загара лицу Багратиона промелькнула неожиданная улыбка.
– Ах, как славно было бы оставить лысого черта Давушку в великих дураках! – вслух сказал он.
И сейчас же опять задумался. Представился вдруг маршал, каким видел его пять лет назад в Тильзите. Мрачный, подозрительный. Такого нелегко ввести в заблуждение. Правда, атака войск Раевского на салтановские позиции должна служить превосходным доказательством желания русских прорваться к городу. Но этого мало! Необходимо собрать немедленно всех платовских казаков. Пусть гарцуют близ самых городских укреплений и производят суматоху. Еще лучше, если Платов переведет через реку несколько своих полков и появится у города с противоположной стороны.
План в голове Багратиона созрел быстро. Через час адъютанты и ординарцы скакали уже с его приказом в разных направлениях.
На Днепре, у Нового Быхова, застучали топоры. Саперы спешно наводили переправу.
Деревня Салтановка, расположенная на возвышенности, сплошь окружена густыми лесами. Французская пехота генералов Дессе и Компана, еще с вечера занявшая деревню, была надежно укрыта. Несколько замаскированных батарей, поставленных впереди, держали под огнем Дашковскую дорогу, которая, выйдя из леса, спускалась в овраг, пересекала плотину через широкий ручей, затем поднималась к Салтановке. Французы плотину разрушили, устроив в овраге всевозможные заграждения.
Войска Раевского, показавшиеся утром на Дашковской дороге, очутились сразу под сильным огнем. Раевский остановил войска, выдвинул вперед пушки. Гул орудийных залпов потряс воздух. Завязалась артиллерийская перестрелка.
Одновременно Раевский приказал одной из своих пехотных дивизий под командой генерал-майора Ивана Федоровича Паскевича обойти лесом дорогу, выйти к Салтановке, атаковать правый фланг противника.
Ахтырский гусарский полк следовал с этой дивизией, но вскоре вынужден был возвратиться обратно. Густой, дремучий лес сковывал движения и действия кавалерии. Ахтырцев поставили в резерв, позади пехоты.
Раевский со штабом находился на лесной просеке, откуда хорошо просматривалась вся окрестность. Николай Николаевич понимал, что неприятельские позиции почти неприступны. Он не знал еще, какие силы защищают Салтановку, но, судя по мощности неприятельского огня, догадывался, что там сосредоточено войск неизмеримо больше, чем предполагалось. Тем не менее Раевский со свойственным ему спокойствием хладнокровно и искусно исполнял порученное ему дело.
Прошел час, полтора. Неожиданно огонь противника заметно ослабел. Русские артиллеристы удачно накрыли две вражеские батареи. Пользуясь случаем, Раевский двинул к неприятельским позициям два полка егерей. Полки, перебравшись через овраг, достигли передних салтановских укреплений. Закипел штыковой бой. Раевский послал на помощь всю остальную пехоту. Однако прорвать густые колонны французов, в три-четыре раза превосходящих силами, не удалось. Нанеся чувствительный урон противнику, русская пехота вынуждена была отступить. Последующие яростные атаки также успеха не имели. Раевский приказал остановить войска у плотины, перестроить.
Ахтырцы заняли место ушедшей в наступление пехоты и теперь стояли близ самого штаба. Денис с любопытством наблюдал за Раевским. Вороной белоногий конь генерала нетерпеливо водил ушами и похрапывал. Николай Николаевич неотрывно смотрел в подзорную трубу на плотину, ясно сознавая, что наступает самый ответственный момент сражения. Отбитые неприятелем атаки, несомненно, притушили наступательный порыв войск. Раевский видел, как медленно, словно нехотя, строились в ряды солдаты. Это был плохой признак! Но ни один мускул на лице Николая Николаевича не дрогнул. Спокойствие и выдержка генерала изумляли всех.
Денис перевел взгляд на штабных офицеров и адъютантов. Среди них сразу заметил младшего сына генерала Николеньку.
Мальчик неловко сидел на смирной гривастой казацкой лошади и восторженно глядел на отца.
В это время к Раевскому подскакал адъютант Паскевича, доложил:
– Нападение на правый фланг произведено успешно, смято несколько французских батальонов. Солдаты дерутся отважно, дважды ходили в штыки. Но противник беспрерывно усиливает давление, против дивизии скопилось уже не менее десяти тысяч французов. Генерал Паскевич ожидает ваших приказаний.
– Какие же могут быть приказания? – недовольным тоном произнес Раевский. – Я думаю, Ивану Федоровичу не хуже, чем мне, известно, что от нас требуется… Стоять на месте и драться. До последней крайности… Об отступлении помышлять рано.
И, отвернувшись от адъютанта, Раевский тронул поводья. Конь помчался к плотине. Штабные офицеры и Николенька последовали за генералом.
Заметив замешательство в русской пехоте, французы выдвинули несколько своих батальонов. Надо было, не теряя ни одной минуты, ударить в штыки. Войска же колебались. Спустившись в овраг, Раевский сразу это понял. Впереди других стоял Смоленский пехотный полк. Колыхалось на ветру тяжелое полковое знамя, близ которого находился старший сын генерала Александр. Неприятельский огонь усиливался. Солдаты толпились вокруг знамени. Старания офицеров построить ряды оказывались тщетными. Свинцовый град ежеминутно изменял положение.
Командир смоленцев, высокий и тучный полковник Михаил Николаевич Рылеев, поскакал навстречу Раевскому.
– Трудно в таком аду навести порядок, ваше превосходительство, – задыхаясь от жары и волнения, доложил он. – Боюсь, что полк не удастся поднять…
Раевский усталыми глазами скользнул по багровому, покрытому темными каплями пота лицу полковника. Молча, легко соскочил с лошади. Штабные офицеры последовали его примеру. Оглянувшись, Раевский поймал умоляющий взгляд Николеньки, махнул ему платком. Мальчик, спотыкаясь, радостно побежал к отцу. Николай Николаевич взял его за руку, спокойно солдатским шагом направился к смоленцам. Он был уже в нескольких шагах от передних рядов, как вдруг полковое знамя опустилось. Пуля сразила знаменосца. Александр Раевский быстро перехватил древко, и знамя всплыло вновь. Высоко подняв его над головой, Александр шагнул к отцу, занял место рядом.
Войска на мгновение словно замерли. Любимый всеми генерал бестрепетно шел к плотине под огнем неприятеля, не щадя ни себя, ни детей. Неизъяснимое чувство ужаса и восторга охватило офицеров и солдат.
– Вперед, ребята! – раздался звучный голос Раевского. – Я и сыновья мои идем с вами вместе… Вперед!
Войска в едином порыве неудержимо рванулись за генералом. Мощная лавина хлынула через плотину, все сметая и истребляя на своем пути. Французы напора не выдержали. Широкая Дашковская дорога да самой Салтановки густо покрылась трупами в синих чужеземных мундирах.
