Могла бы более благосклонная позиция Израиля привести к прорыву в иракско-израильских отношениях или нет, сказать трудно. Арабы часто обвиняют западных обозревателей в том, что они недооценивают глубину арабского, а следовательно, и иракского, сочувствия Палестине. Но это сочувствие почти не просматривалось в поведении Хусейна во время ирано-иракской войны. Совсем наоборот. Гибкость Хусейна в отношении арабо-израильского конфликта, не говоря уже о его переговорах с Израилем в 1982 году, когда израильская армия громила опорные пункты палестинцев в Ливане, ясно отражает беспринципную готовность Саддама подчинить даже самые священные арабские запреты сиюминутным соображениям политической выгоды.
Более того, покушение на жизнь израильского посла в Лондоне Шломо Аргова, совершенное террористической группой Абу Нидаля, базирующейся в Багдаде, которое разожгло Ливанскую войну 1982 года, да и плачевное положение ООП после «Черного сентября», было задумано Саддамом Хусейном. Невероятно, чтобы Абу Нидаль (который позже был выслан из Багдада) провернул такую операцию без согласия своего хозяина. Кроме того, все тогда знали, что любое нападение палестинцев на объекты в Израиле неизбежно привело бы к всеобщему пожару. Израиль публично заявил о своей решимости ликвидировать палестинскую военную угрозу своим гражданским поселениям в Галилее и ждал только повода, чтобы выполнить свое обещание.
Что мог выиграть Хусейн, предоставив министру обороны Израиля Ариелю Шарону долгожданный предлог, чтобы обрушить израильские войска на палестинские и сирийские силы в Ливане? Внимание Ирака было отвлечено от войны на «предательское нападение сионизма и империализма» на братские мусульманские государства, которые одновременно оказались основными арабскими союзниками Тегерана. Но даже если бы Тегеран не оправдал его ожиданий, столкновение Израиля с Сирией и палестинцами все равно ослабило бы двух самых видных союзников Ирана, защитив, таким образом, западную границу Ирака от давнего соперника.
Прагматические маневры Саддама оказались достаточными, чтобы привлечь мировое сообщество на сторону военных действий Ирака. Однако Саддам чувствовал крайнюю личную уязвимость после «добровольного ухода» из Ирана в июне 1982 года, поэтому в борьбе за выживание он использовал в полной мере свою изобретательную жестокость. В попытке неразрывно связать иракское руководство со своей политикой он предпринял беспрецедентный шаг и созвал чрезвычайное совместное заседание СРК, Регионального и Национального управления Баас и военного командования в свое отсутствие, и собравшиеся обратились к Ирану с просьбой о прекращении огня. Предсказуемый отрицательный ответ Ирана явился новым напоминанием о судьбе, ожидающей все иракское руководство в случае победы Ирана. И все же Хусейн не доверял своим сообщникам даже в таких чрезвычайных обстоятельствах. На Девятом региональном съезде партии Баас, созванном в конце июня 1982 года после восьмилетнего промежутка, чтобы еще раз подтвердить свой абсолютный контроль над партией и государством, он перетряс основные центры власти в стране. Восемь из шестнадцати членов СРК были устранены, а семеро из них были также выведены из Регионального управления партии. Таким же образом был вычищен кабинет, восемь министров которого были заменены. Самой символической переменой было изгнание из СРК и из кабинета генерала Саадуна Шейдана, последнего из офицеров, приведших Баас к власти в 1968 году.
Любопытно, однако, что эти перемены не сопровождались обычными проявлениями насилия. Никого из пострадавших не посадили и не казнили, а многие получили компенсацию в виде выгодных не правительственных постов. Единственным исключением был министр здравоохранения, Рияд Ибрагим Хусейн, казненный летом 1982 года.
Правительство утверждало, что министр был казнен за извлечение прибыли от продажи негодных лекарств. Но все в Багдаде считали, что министр заплатил самую высокую цену за свои слова, которых никак нельзя было говорить. Сообщалось, что во время заседания кабинета он предложил, чтобы Саддам Хусейн временно уступил место Ахмеду Хасану аль-Бакру, чтобы проложить дорогу к переговорам о прекращении огня. Как говорили, иракский президент никак не выразил своего раздражения от такого еретического предложения.
— Давайте в соседней комнате обсудим это дело, — предложил он.
Министр согласился, и они вдвоем вышли. Через минуту послышался выстрел, и Хусейн один вернулся на заседание, как будто ничего не произошло. Вопрос о его отставке больше не поднимался.
Лично ли, или нет, Хусейн застрелил министра здравоохранения, но этот случай, несомненно, подтвердил один из главных компонентов культа его личности — обладание оружием. В иракском обществе, где ценятся мужские качества, отсутствие военного образования или опыта — это серьезный недостаток для будущего руководителя. Чтобы преодолеть эту зияющую брешь в своей биографии и восполнить свои мужские качества, Хусейн умело поддерживал народный миф о его виртуозном владении оружием и постоянной готовности его использовать. Саддамовская клика без конца рассказывала, как он получил свой первый пистолет в десятилетнем возрасте, когда решил уехать из деревни матери и вернуться в дом Хейраллаха, и как, будучи молодым революционером, он сумел в течение целого дня, пока у него не кончились патроны, противостоять десяткам агентов, охотившихся за ним. Бытовали и рассказы о том, как он собственноручно застрелил нескольких предателей, таких как министры-коммунисты и министр здравоохранения. Одна из самых выразительных легенд о том, как Хусейн владеет оружием, относится к заседанию Национального собрания богатым событиями летом 1982 года. Согласно легенде, когда Хусейн выступал на собрании, он заметил, как один человек из слушателей передал другому записку. Не раздумывая, президент выхватил пистолет и застрелил их обоих. Его догадка о том, что в записке шла речь о его убийстве, оказалась верной.
Для тех, кого не останавливала эта демонстрация президентской решимости, у Хусейна были припасены расстрельные спецкоманды. Летом 1982 года было казнено примерно 300 высокопоставленных офицеров, тогда как многие другие были изгнаны из армии. В интервью западногерманскому журналу «Штерн» Хусейн признал казнь двух командиров дивизий и одного командира бригады за то, что он назвал «пренебрежением своим долгом». Военные неудачи также были официальным объяснением репрессий против командующих всех четырех корпусов иракской армии год спустя. Кто-то же должен был заплатить за иракские военные поражения!
