И, действительно, уже через несколько часов все, кому надо было знать, знали, что госбезопасность демонстративно наказала преступника, дерзко напавшего на советских специалистов.
«А у нас указание из Пакистана…»— Ваши коллеги говорят, что вам часто приходилось изобретать, придумывать самые разнообразные методы мирного разрешения отнюдь не мирных проблем. Вы могли бы привести пример подобных историй?
— Здесь, наверное, можно рассказать вот о чем. В двадцати километрах к западу от Мазари-Шарифа находилась так называемая «Зеленая зона». Там было наше Генеральное консульство, завод азотных удобрений и теплостанция, которая обеспечивала электричеством этот поселок и город Мазари-Шариф. Очень часто местные банды обстреливали Завод азотных удобрений, этот поселок, где жили советские специалисты, и особенно частыми были подрывы на газопроводе. А подрыв газопровода — это значит, что стоит завод, стоит теплостанция, и все мы сидим без света. Надо было что-то делать. Устанавливаем контакты с местными авторитетами — и с губернатором, и с провинциальными партийными деятелями, и непосредственно с жителями кишлаков. Ведем душещипательные беседы: мол, скажите детям, пусть не подрывают газопровод. Они говорят: «А у нас указание из Пакистана, мы денежки должны отрабатывать». Словом, эти беседы ни к чему не приводят. Положение, казалось бы, безвыходное. Мы думаем. И нас осеняет такая идея. Там течет речка Балх. Из нее часть воды отводится в ирригационную систему, благодаря чему эта зона является зеленой, то есть пригодной для сельского хозяйства. А регулирующую заслонку регулируем мы. Что мы делаем? Выставляем туда свой оперативный батальон и начинаем регулировать заслонку следующим образом — вода подается до тех пор, пока нет взрыва. Как только что-то взорвали — заслонка опускается и подача воды в кишлаки прекращается. И все это сопровождается разъяснительной работой. Мы говорим людям: «Вы к нам будете хорошо относиться — и мы к вам будем так же, будете взрывать — будете сидеть без воды». Одновременно с этим мы провели электричество в эти кишлаки и в мечеть. Все это дало очень сильный эффект.
Вот еще пример. Мы уже упоминали о том, что наши басмачи, бежавшие от советской власти, осели в Афганистане. Так вот мы находили этих басмачей, их потомков, возили их в Союз на экскурсии. Они смотрели на то, что потеряли, некоторые плакали, когда узнавали родные места, особенно, когда их свозили в мечеть и они пообщались с местными жителями. Они-то думали, что там, в Союзе, — голод, разруха. В Термесе была наша больница, куда мы возили афганцев из всей округи и там их лечили. Потом с ними мы решали любые вопросы, связанные с нормализацией обстановки. В этой больнице дочери одного из местных лидеров сделали «кесарево сечение» — и получили под контроль народной власти одиннадцать кишлаков.
Удача в Харатоне— Некоторые ваши коллеги говорят о том, что очень непросто было взять под оперативный контроль Харатон, расположенный как раз в зоне «Север». Но с этой задачей вы справились. Как это было?
— Начну с того, что Харатон — крупнейшая перевалочная база, расположенная на советско-афганской границе. Там — теперь уже знаменитый мост, по которому выводились последние советские воинские подразделения. По обе стороны от него — кишлаки. Оказалось, у нас нет никакой возможности, чтобы разузнать толком, что делается в этих кишлаках.
А вся агентурная работа, она начиналась с чего? Мы искали в городе выходцев из интересующей нас местности. Через них выходили на лиц, постоянно проживающих в этой местности. И, чаще всего, в базарный день с ними встречались. Договаривались о сотрудничестве. Давали им поручения. И человек приносил нам первичную информацию о том, что творится у него в кишлаке — сколько там вооруженных людей, к какой из партий они принадлежат, каковы их настроения, степень агрессивности. Потом пытаемся получить выходы на членов банды. В идеале, конечно, на главаря. Так вот в Мазари-Шарифе не было толковых выходцев из того района. В тех кишлаках жили, в основном, туркмены. И как-то так получилось, что в Мазари-Шарифе они были париями. Но здесь надо было сказать и еще об одной важной особенности. Если ты хочешь с людьми о чем-то договориться, то, естественно, им надо что-то дать. Они, кстати, очень ревностно отслеживали — кто из их соплеменников какую позицию занимает в органах местной власти, и что можно поиметь, используя его положение. И когда туркмены увидели, что при власти нет туркменов, то сколько бы толковых, талантливых пуштунов, таджиков, узбеков я бы не оправлял для работы с этими туркменами, — бесполезно. С ними договориться ни о чем не смогли.
И вот в Кабуле мы находим парня-туркмена. Очень толковый хлопец. Только что получил образование в Советском Союзе. «Надо ему дать хорошую должность», — подсказывали мы представителям народной власти. Назначили его начальником политотдела. А политотдел по тем временам — это очень солидно: он ведет воспитательную работу со всеми. Назначаем его на эту должность. И представьте себе, этот хлопец оказался настолько толковым, энергичным и пробивным, что, благодаря ему, его связям, мы получили на восток от Харатона — 20 километров и на запад од Харатона — 40 километров контролируемых территорий. Вот таким одним нестандартным решением, благодаря тому, что мы хорошо знали внутренние механизмы — чем, как и на кого надо воздействовать — удалось решить вот такую задачу — обеспечение безопасности крупнейшей перевалочной базы.
После войны— Когда вы вернулись с Афганистана? Как сложилась ваша мирная жизнь?
— Назад вернулся 17 августа 1985 года. Но прежде, чем рассказать о своей послевоенной жизни, хотелось бы сделать небольшое лирическое отступление. У меня всю жизнь девиз был такой — честь и долг! Так отец меня учил. Он считал, что человек самодостаточный, если он совершенно ясно, честно и принципиально выполнил то, что ему поручили, никому не говоря при этом, чего это ему стоило, он не должен к кому-то идти и говорить, что вот, мол, я сделал это хорошо. Знаете, можно служить, а можно прислуживаться, можно двигаться по служебной лестнице, а можно делать карьеру. Это немножко разные вещи. Я до сих пор верю, что, если ты честно относишься к выполнению служебного долга, то в нормальной системе это не остается незамеченным. Потому что иначе нормальная система нормально функционировать не сможет. В лучшем случае она сможет продержаться какое-то время. Так меня отец учил, так я к службе и относился. Считал, что, если у меня будут хорошие результаты, то, возможно, мудрые начальники на это обратят внимание, и как-то мне место найдется.
