— Знаю. Женщина, написавшая это письмо, не так давно умерла, так что вернуть его ей мне не удалось.
— И ты сочла своим долгом попытаться доставить письмо адресату?
— В общих чертах, да.
— Но ведь оно могло предназначаться кому угодно. С чего ты взяла, что его написала мать Джеймса? — спрашивает он.
— Потому что я провела небольшое расследование, которое и привело меня сюда, — поясняю я.
— Расследование?
— Угу. Я нашла сиделку, которая присматривала за той женщиной, та отправила меня в Лондон, затем я побывала в монастыре, и последняя подсказка привела меня именно сюда…
Парень изумленно смотрит на меня: должно быть, думает, что у меня не все дома. Зря я ему рассказала.
— А можно спросить, какой тебе лично от этого толк? Ты ведь к этой истории никакого отношения не имеешь, ведь так? — спрашивает он.
— Я просто решила, что нужно во что бы то ни стало вернуть письмо человеку, для которого оно предназначалось. А еще мне стало… любопытно, — признаюсь я, не желая рассказывать ему о своей маме. Тогда он точно примет меня за сумасшедшую, хотя я вроде бы совершенно нормальна.
Он смотрит на меня, пытаясь найти правильные слова.
— Это я как раз могу понять, — говорит он в конце концов. — История и вправду захватывающая. Живи я в приемной семье, мне бы тоже очень хотелось получить письмо, которое мне написала родная мать.
— Именно так я и подумала, — отвечаю я. Его поддержка странным образом меня успокаивает.
— Должно быть, ты чувствуешь себя в ответе за него? За письмо, что нашла в этой сумочке?
— И это тоже. Найти того человека — мой долг. Хоть это и звучит довольно глупо…
— Совсем не глупо. Скорее здорово.
Он снова улыбается мне, и я испытываю очередной прилив радости. Он понимает, зачем я здесь, и не считает меня безумной фанатичкой. Кажется, этот парень верит, что я знаю, что делаю.
— Так Джеймс уехал отсюда три года назад? — спрашиваю я, заставляя себя оторваться от глаз стоящего передо мной молодого человека. Чем больше я с ним общаюсь, тем привлекательнее он мне кажется.
— Да, где-то так, может, даже чуть больше.
— И ты сразу въехал в этот дом?
— Ага. Мне нужно было просторное жилье, и цена меня устроила, — он обводит рукой свои обширные, прилегающие к дому и саду угодья, размером не меньше нескольких акров.
— Здесь очень красиво, — говорю я. Этому полю ни конца ни края не видно.
— Да, нам здесь нравится, правда, ребятки? — спрашивает он собак.
Что-то в его словах меня настораживает: неужели он живет здесь один? Едва ли, ведь дом просто огромен. Наверняка у него есть красавица жена и целая куча замечательных детишек. Мое живое воображение тут же рисует картинку, словно взятую из каталога одежды «Боден»: вся семья обута в идеально сочетающиеся друг с другом веллингтоны[20] в горошек, а вокруг носятся их преданные домашние любимцы. С трудом я заставляю себя вернуться к нашему разговору.
— Так ты не знаешь, куда Джеймс отправился после продажи дома? — спрашиваю я.
— Я…
Тут он замолкает, потому что до нас доносится чей-то голос:
— Здравствуйте! Это вы — Мак?
К нам спешит взволнованная женщина со щенком в руках. Должно быть, это та самая леди, которую он ждал с самого утра. Которая нашла щенка, брошенного на дороге.
— Извини, подождешь минутку? — вопросительно смотрит он на меня. — Заберу щенка и тут же вернусь, хорошо?
Он подходит к женщине, и они быстро шагают в сторону дома, оживленно о чем-то беседуя. Я вдруг чувствую себя дурой: что этот парень мог обо мне подумать? Только то, что у меня крыша поехала. Конечно, он сделал вид, что все в порядке — даже сказал, что это очень мило с моей стороны. Но теперь мне кажется, что он просто очень хорошо воспитан. Должно быть, смеется сейчас надо мной, зайдя в дом. Если бы кто-то появился с подобной запутанной историей на пороге лавки Суона, я совсем не уверена, что стала бы его слушать. Скорее всего, я бы попыталась выпроводить из магазина такого человека, да побыстрее. Мак Гилмартин и так пытался мне помочь, как мог, но я, кажется, опоздала. Если Дюк-Джеймс уехал отсюда три года назад, сейчас он может быть где угодно.
Лучшее, что я могу сделать — это убраться отсюда прежде, чем вернется Мак Гилмартин. Нам уже не о чем говорить, и я буду чувствовать себя еще более неловко, если он снова заведет беседу со мной. Теперь, понапрасну проделав весь этот путь, я чувствую себя полной дурой. Мой поступок больше не кажется мне смелым — только глупым.
— Очень рада была с тобой познакомиться, — говорю я Горацио, который вертится у меня под ногами, провожая до машины. Открыв дверцу авто, я нахожу в бардачке печенье и угощаю своего нового знакомого. Тот глотает его в один присест и лижет мне руку, рассчитывая на добавку.
— Прости, дружище, но больше ничего нет.
По выражению его морды я вижу, что он прекрасно меня понимает. Самый умный пес из всех, что я видела в жизни, — что-то в его глазах подсказывает мне, что на его долю выпали испытания, с которыми справился бы не каждый человек.
— И как можно было так ужасно обращаться с тобой? — спрашиваю я, треплю его по холке, и пес усаживается на землю, распушив хвост. Когда я сдаю назад и оказываюсь на проезжей части, то вижу, как он уходит прочь, довольно помахивая хвостом, и скрывается из виду. Как же жаль, что я больше никогда не увижу его — и Мака Гилмартина.
— Как жаль, что Мак Гилмартин не смог тебе больше ничего рассказать, — расстраивается Рут. Мы прогуливаемся по центральной улице Дронмора после обеда.
Я беру ее под руку: меньше всего после возвращения из своего провального путешествия мне хотелось идти куда-то, но Рут настояла на том, что нам обеим нужно подышать свежим воздухом и заодно поговорить о том, что произошло со мной в Глэкене. Сначала я упорно отказывалась, но она практически выпихнула меня за дверь, и вот я уже с удовольствием шагаю по улице, несмотря на зверский холод и колючий морозный воздух.
— Разве тут не чудесно? — спрашивает Рут, будто читая мои мысли. — Я всегда говорила, что хорошая прогулка может исцелить любые душевные раны. Сразу забываешь обо всех проблемах.
— Угу, — рассеянно киваю я, потому что мои мысли витают где-то совсем далеко отсюда.
— Перестань изводить себя, Коко, — вдруг говорит бабушка.
— О чем ты? — спрашиваю я, хотя и так уже догадываюсь, на что она намекает.
— Ты злишься на себя из-за того, что не осталась с тем парнем и не копнула поглубже. Думаешь, Мак Гилмартин смог бы что-то еще рассказать тебе о Дюке?
