Гитлеровцы бросили в бой мотоциклистов с пулеметами. Но и это не устрашило казаков. Красноармейцы Кривонос и Савосин подорвали мотоциклы гранатами, парторг Нижник, сержанты Олифиров и Мигашко бросали в наступавших четырехкилограммовые мины.
Три раза Гаврилов поднимал своих воинов в атаку. Полтора часа не затихала эта кровавая сеча. Когда нарочный привез приказ об отходе, никого из казаков уже не было в живых. Вокруг дымилось 8 немецких танков, валялось свыше 250 вражеских трупов.
Батарейцы Гаврилова погибли, но погибли они победителями. За эти полтора часа был эвакуирован госпиталь, вывезено ценное вооружение, казаки перегруппировались и изготовились к бою на новом рубеже.
Шаг за шагом бои перемещались в горные леса, на хребты. Для конницы такие места невыгодны, в теснинах ей делать нечего. Для казаков более подходящими были моздокские степи и песчаные буруны Ставрополья. В этот район мы и перебросили казачьи полки. Там они совершали дальние рейды, прорывались в немецкие тылы, под самым Буденновском громили корпус "Ф", сформированный для завоевания Египта.
Конников сменили стрелковые части 47-й и 18-й армий.
18-й армией тогда командовал генерал А. А. Гречко (ныне Маршал Советского Союза).
Гречко я знал давно, еще с довоенной поры, когда он служил командиром взвода. Отрадно было видеть, как в годы Великой Отечественной войны он быстро выдвинулся в ряды талантливых военачальников.
Командующий Черноморской группой войск И. Е. Петров не ошибся, доверив А. А. Гречко самое ответственное направление. Командарм 18-й полностью оправдал возлагаемые на него надежды, он искусно руководил своими соединениями.
Значение Туапсе особенно возросло в связи с событиями на крайнем левом фланге, у Новороссийска.
В первых числах сентября 1942 года ударная группа противника - четыре пехотные, две кавалерийские дивизии и три отдельных танковых батальона начала наступление на Новороссийск. Одновременно гитлеровцы высадили десант на Таманском полуострове.
В ночь на 7 сентября завязался ожесточенный бой на северо-западной окраине Новороссийска и около поселка Мефодиевский. Сражение длилось всю ночь и следующий день. Только в сумерках оно закончилось победой черноморцев. С утра немцы снова возобновили атаки. Их танки прорвались на юго-восточную окраину Мефодиевского и на базарную площадь, но снова были вынуждены отойти.
Гитлеровцы пытались прорваться и северо-восточнее Новороссийска, но упорным сопротивлением войск 47-й армии, которой с 8 сентября командовал генерал А. А. Гречко, были остановлены.
После многократных массированных налетов авиации вражеские танки и две пехотные дивизии вновь штурмовали поселок Мефодиевский и обошли Новороссийск со стороны перевала Маркотх. Нашим войскам пришлось отойти на первый километр приморского шоссе, в район цементного завода "Октябрь".
Немцы торжествовали, считая, что ворота Кавказского побережья в их руках. Но хотя фашисты и заняли Новороссийск, фактически хозяевами израненного города оставались наши войска. Артиллерийские батареи мощным огнем перекрыли дороги, ведущие в город, держали под обстрелом вражеские корабли, проходившие в Цемесскую бухту.
Однажды мне довелось быть на батарее старшего лейтенанта Давиденко. В это время наблюдатель доложил:
- На железнодорожной станции замечено большое скопление немецких войск.
- Открыть огонь! - скомандовал командир. Несколько сот солдат и офицеров потерял противник после этого огневого налета.
В ответ гитлеровцы бросили свою авиацию. На наши батареи обрушились 28 пикирующих бомбардировщиков. Волна за волной шли они на цели. Всего в этот раз на батареи было сброшено 460 бомб. Однако это не сломило духа наших артиллеристов. Как только взошла луна, орудия заговорили снова... Казалось, они воскресли из пепла. Стволы их были в бесчисленных царапинах, щиты - в глубоких вмятинах.
Артиллеристы поддерживали пехотинцев в тяжелой битве за Кавказ, преграждали путь врагу и прокладывали нашим воинам дорогу в наступлении.
Особенно жаркие бои в районе Туапсе разгорелись в октябре 1942 года. Немцы с каждым днем усиливали натиск, стараясь овладеть городом.
Само собой разумеется, что Военный совет фронта и Ставка Верховного Главнокомандования были обеспокоены создавшимся положением. Ставка приказала мне во что бы то ни стало удержать город Туапсе и порт, а для руководства операциями лично выехать в Черноморскую группу войск.
В первых числах октября я со своими заместителями и начальником штаба фронта прибыл в Туапсе. Со мной был член Военного совета Иван Степанович Исаков и командующий ВВС фронта Константин Андреевич Вершинин.
4 октября, когда стихла артиллерийская канонада, мы решили выехать на главное направление в район селения Шаумян. Уже темнело. И вдруг в воздухе появились фашистские бомбардировщики. Обычно они бомбили порт и город Туапсе. Однако на этот раз вся эскадрилья повернула на шоссе, прошла над нами и сбросила на нас серию бомб. Больше всех пострадал Иван Степанович Исаков. Осколок бомбы пробил правую ногу. Ранение было очень тяжелым.
Я немедленно отправил И. С. Исакова со своим адъютантом на медпункт, а потом в Сочи.
В то время мы, конечно, не могли знать, что немецкое командование получило сведения о выезде Военного совета фронта на передовую и отдало распоряжение своим летчикам о бомбежке шоссе. Это выяснилось спустя несколько лет, когда в Грузии состоялся процесс над изменниками Родины. Тогда же мы считали это случайностью.
В ту ночь я очень много думал об Иване Степановиче Исакове, с которым мы были знакомы еще с гражданской войны, а в мирное время вместе работали в Наркомате обороны. Этот замечательный человек вырос от мичмана до Адмирала Флота Советского Союза, от адъюнкта военно-морской академии до ученого-океанографа, члена-корреспондента Академии наук СССР, автора многих научных трудов.
Ему, начальнику штаба Балтийского флота, а впоследствии первому заместителю Народного комиссара Военно-Морского Флота СССР, принадлежит большая заслуга в создании и укреплении Военно-Морского Флота. Он являлся основным автором Боевого устава Морских сил, научным руководителем ряда специальных океанологических исследований и одним из организаторов морских операций Великой Отечественной войны 1941-1945 годов.
И вот этот выдающийся флотоводец выбыл из строя. Я понимал, как ему тяжело, как он переживает, что потеря ноги мешает ему быть с нами, на передовой, принимать активное участие в разгроме врага. 4 октября 1943 года он прислал мне из Москвы письмо, в котором писал:
"Дорогой Иван Владимирович!
