Нет в живых Романова, замечательного товарища, храброго воздушного воина. Много провел он победных боев в ленинградском небе, сначала летал с Григорием Пасынковым, а потом в составе моего экипажа. Василий лично сбил три вражеских истребителя я много раз спасал экипаж от верной гибели. Век его не забудем!
После оглушающего шума моторов и трескотни пулеметов наступили покой и тишина. Перед глазами вставали картины недавнего воздушного боя. Снова, как наяву, видел я диски вращающихся винтов, шапки разрывов, черные кресты "фокке-вульфов" и падающие самолеты.
За дверью послышались шаги и громкие голоса. В комнату вошли четверо: двое мужчин и две женщины с коптилками в руках.
Они осмотрели наши раны, и один из них сказал:
- Готовьте обоих к операции.
Вскоре в комнате появились два стола, белые простыни, хирургические инструменты, фонарь "летучая мышь".
- Ну-с, батенька, начнем с вас, - сказал хирург, наклоняясь ко мне.
- Доктор, ему тяжелее, оперируйте сначала штурмана. А я потерплю, попросил я хирурга.
Губанова положили на стол, закрыли простыней и при свете фонаря начали делать операцию.
Наконец хирург отошел от стола, и Михаила унесли.
- Как у него, доктор? - не вытерпел я.
- Все хорошо.
Такой ответ хирурга несколько озадачил меня. Что бы это значило? И Миша за время операции ни разу не вздохнул, не крикнул.
- Ему совсем плохо? Так, доктор? - допытывался я.
- Ничего страшного... Теперь займемся вами.
Сначала мне обработали рану на голове: срезали запекшиеся кровью волосы, очистили от мелких осколков, промыли, чем-то присыпали и забинтовали. С ногой хирургу пришлось возиться дольше. Я чувствовал, как разрезали рану, кололи, давили, зашивали... Наконец, хирург наклонился ко мне и, показывая какой-то предмет, сказал:
- Вот ваша судьба.
При тусклом свете фонаря я рассмотрел в руке доктора окровавленную пулю, которую он извлек из моей раны.
- Возьмите на память, - протянул он мне холодный кусок металла.
Меня уложили в кровать, приготовленную рядом с Губановым.
Все тревоги остались позади: теперь время - наш исцелитель...
Заживали раны. Однажды дверь распахнулась и в палату вбежал полковой врач гвардии капитан медслужбы С. И. Тарасов.
- Собирайтесь, приехал за вами. Я перевезу вас в свой лазарет, - сказал он после теплого приветствия.
Семидесятикилометровый путь в санитарной машине по фронтовым дорогам явился тяжелым испытанием для наших ран. И все же мы были рады этому переезду - здесь был рядом аэродром, родной полк. Вечерами нас навещали боевые друзья, которые, засиживаясь допоздна у коек, рассказывали полковые новости.
Как хочется жить!
Мы подъезжали к. аэродрому, где нас ждал самолет с красным крестом, чтобы отвезти Губанова и меня в ленинградский госпиталь: раны еще не затянулись. Перед отлетом хотелось повидаться с однополчанами, узнать последние новости.
Но мы опоздали. Друзья уже уходили в полет. "Петляковы" один за другим поднимались в воздух. В считанные минуты аэродром опустел. Полк ушел бомбить Либаву. На земле остались лишь механики и вооруженны.
Вскоре с востока появился одиночный Пе-2. Энергично развернувшись, он круто спланировал и приземлился точно у посадочного "Т". В манере садиться было что-то знакомое. Когда машина зарулила на стоянку и из ее кабины вышел летчик, я обомлел от удивления. Это был Харитон Сохиев!
- Здорово, мушкетеры! - крикнул он, улыбаясь.
- Харитоша, ты ли это?
С тех пор как он уехал из блокадного Ленинграда в учебный запасной авиаполк, прошел почти год.
- Как ты сюда попал? - спросил я у друга.
- На подмогу к вам прилетел. Уж больно долго вы с немцами возитесь, как всегда, отшутился Сохиев.
- Значит, в нашем полку прибыло! - искренне обрадовался я.
- А что случилось с тобой? - сочувственно посмотрел он на мои костыли.
- Пустяки. Скоро отброшу их, - как можно бодрее ответил я, а сам подумал: нет, видно, не скоро такое будет.
Сохиев рассказал, как тосковал он по родному полку, как писал рапорты командованию с просьбой направить его на фронт и все-таки добился своего. Слушая друга, я невольно всматривался в его черты и думал, как здорово же он изменился за этот год. Теперь, отрастив пышную черную бороду и закрученные кверху усы, он уже не казался юношей. Лишь горящие, озорные глаза да неиссякаемый юмор выдавали в нем прежнего Харитошу.
- А бороду зачем отпустил? - не удержался я от вопроса.
- На страх врагам! - весело ответил Харитон под дружный смех стоявших рядом друзей.
- Идут! - выпалил до этого молчавший Тарасов, всматриваясь в западную часть горизонта.
Над аэродромом появилась группа "Петляковых" в сопровождении истребителей. Заметив, что строй самолетов очень неровный, мы встревожились.
- Что-то неладное произошло, - сказал Губанов. Когда все "пешки" произвели посадку и зарулили на свои места, четыре стоянки оказались пустыми. Среди не вернувшихся с задания был и командир третьей эскадрильи Юрий Кожевников.
- Скажите, что с ним случилось? - спрашивал то у одного, то у другого летчика механик Донцов.
Все еще не остывшие от возбуждения авиаторы высказывали на этот счет разные предположения. Одни утверждали, что видели, как во время зенитного обстрела загорелась левая плоскость его самолета, и что он упал в озеро возле Либавы. Другие говорили, будто его машина при выходе из пике перевернулась, а он успел выброситься с парашютом. Третьи возражали против этого, заявляя, что Кожевников после пикирования резко ушел влево и скрылся из наблюдения...
Врач гвардии капитан медицинской службы С. И. Тарасов стал поторапливать нас. Мы сели в санитарный самолет и улетели. Правду об экипаже Кожевникова я узнал лишь через две недели, когда получил письмо от Сохиева. Вот о чем сообщил мне Харитоша.
"Петляковы" находились над целью, когда появились вражеские истребители. Кожевников передал ведомым: "Держитесь плотнее!" - и первым пошел в атаку. При выходе из пикирования ведомые немного отстали от него, поскольку с запозданием убрали тормозные решетки. Этим сразу же воспользовались два "мессершмитта". Вырвавшийся вперед самолет Кожевникова они атаковали снизу. Штурман гвардии старший лейтенант В. И. Мельников и воздушный стрелок-радист гвардии старший сержант Н. А. Сазонов отбили первое нападение фашистов. Но вскоре они навалились на "пешку" сверху. Две атаки последовали одна за другой. Наших истребителей рядом не оказалось. Первые две девятки "Петляковых" находились далеко впереди, а ведомые Кожевникова еще больше отстали. Отбивая атаку в одиночку, Сазонову удалось поджечь один "мессер". Он задымил и пошел к земле.
