— Зачем? — глупо спрашивал таможенник, пока другой вспарывал еще коробку.
— Это сувенир, понимаешь? В подарок, в подарок.
— Откуда везете?
— Из Африки, понял, из Анголы я еду, по работе там, из Анголы.
Наконец с ним покончили. Несчастный погрузил свои хлысты, кастеты и наручники на три тележки и повез их куда-то за кулисы.
И тут я увидела моего радужного старца. Он уже был по ту сторону барьера, видимо, прошедши таможенный контроль. Он держался скромно и сбоку, прихватив ручку багажной тележки. А саму тележку везла по направлению к таможенникам (повторяю, с той стороны) какая-то расстроенная пожилая женщина. В тележке было чемоданов и сумок чуть ли не выше ее головы.
— Гражданка! — рявкнул таможенник, еще не остывший после наручников. — Сюда нельзя! Вы переходите государственную границу!
— Товарищи! — как обокраденная, завопила бедная женщина. — Товарищи! Папа набрал чужих чемоданов! Это не его багаж вообще он вывез! Он генерал! Дамские какие-то сумки!
— Гражданка! — испуганно отвечал таможенник. — Сюда вам сказано нельзя! Государственную границу пересекли!
— Он был, — кричала генеральская дочь, не слушая, — на встрече ветеранов «Люфтваффе» в Мюнхене! Немцы эти ему черт-те чего надарили насовали! Вместе воевали, понимаете? Он не может вспомнить! Напоили!
Старичок, дополнительно, вероятно, накачанный в первом классе аэрофлотовским коньяком, осторожно держался за тележку и улыбался, делая жевательные движения. Или ему мешал зубной протез.
Мне тут же вспомнилось, как ответила одна приемщица обуви в ремонтной мастерской одинокому пьяному посетителю, который ей игриво напомнил, что он, может быть, с ее отцом вместе воевал.
Она отвечала из своего окошка резко, как кукушка из часов:
— Вместе воевали, друг друга убивали.
(Я присутствовала при этом в одном сапоге, ожидая на газете, пока к другому прибьют подметку.)
Разумеется, при таких форс-мажорных обстоятельствах я со своими книжками перешла границу беспрепятственно.
Будут еще они возиться с какими-то Буниным и Булгаковым! Тут наручники и кража! Тем более что я перед этим громко заявила, что у меня украли сумку. И может быть, эта дочь-старушка как раз везет украденное, и вот-вот эти бабы начнут разборку вещей на государственной границе! Разложат тут все!
Книги эти с тех пор стоят у нас на полке, чудесные книги, вышедшие в те достопамятные времена, когда Горбачев охотно раздавал направо-налево права и свободы посторонним странам, где свергались правительства, уходили в небытие партии и чиновники, менялся государственный строй. Горби был любимцем тети Риты Тэтчер, дяденьки Коля и всего прогрессивного мира. И только дома он ничего не хотел отдавать, храня и компартию, и республики, и строй, и все порядки, лагеря и запреты, и главное — голод и голод, пустые магазины, повальное воровство и очереди, бесконечные очереди… В руинах лежала непомерная советская земля, как во время войны — во время войны руководства со своим народом.
Впоследствии «чинзанщики» объехали Европу, Америку, побывали и в Латинской Америке, и на Мартинике. Двадцать две страны (или двадцать пять?) их пригласили.
До сих пор «Чинзано» и «День рождения Смирновой» ставят то в Швейцарии, то в Польше, то в Турции, то в Чехии.
Нет уже на земле нашего дорогого Арбуза. Рано умер замечательный Эмиль Левин. Умерли Олег Даль с Валентином Никулиным.
А «Чинзано» немного в другом составе (Манукова, живущего во Франции, сменил сам режиссер, Роман Козак) все еще играется — раз в три месяца… Спектакль стал лучше. Не потеряв юмора, приобрел в трагичности. Играют его уже не юнцы, но зрелые актеры. Декан актерского факультета школы-студии МХАТа Сергей Земцов, популярный театральный, теле- и киноактер Игорь Золотовицкий, главный режиссер Театра им. Пушкина Роман Козак.
Восьмого декабря 2003 года — тридцать лет со дня написания «Чинзано».
P.S. Однажды я приехала на премьеру своего итальянского спектакля «Чинзано» в Милан. В аэропорту меня встретила огромная, во всю стену, реклама вермута «Чинзано». Здорово рекламируют мою пьесу, пошутила я сама с собой.
Забавно, что фирма «Чинзано» как-то в Латинской Америке выражала протест против наших гастролей, а некоторое время спустя корреспондент «Коррьере делла сера» во время интервью спросил меня, что я думаю по поводу того, что фирма «Чинзано» хочет подать на меня в суд за использование их названия. Я ответила примерно так, что по меньшей мере они должны купить нашим «чинзанщикам» караван для гастролей — за долгую и верную пропаганду этого кошмарного пойла (если хлестать его стаканами). Но и в суд тоже пусть подают. Здорово! Пусть явятся актеры из других всех стран. Может, и часть зрителей. Пусть нас защищают…
Но они в суд подавать не стали. Подумали и отказались от этой идеи. Ну если актеры пьют «Чинзано» стаканами (безо льда, без лимона), закусывая вареной колбасой, — значит, может быть, это у русских такой национальный обычай. И потом, все-таки тридцать лет мы с этой фирмой вместе…
Наша дочь родилась в последний год правления Брежнева. Это были баснословные времена, другая эпоха.
Через двадцать дней после ее рождения у меня закрыли спектакль в Ленкоме, «Три девушки в голубом», и премьера состоялась только когда ребенку было уже три года с гаком.
Собственно говоря, Наташа к этому времени успела сменить троих руководителей партии и правительства — упомянутого Брежнева, больного водянкой Андропова, а также неходячего Черненко, и жила уже при правлении улыбчивого, молодого и здорового, хотя и подозрительно малограмотного Горбачева.
При кратком правлении Андропова начали сажать без разбору, лагеря были переполнены так называемыми «хозяйственниками», т. е. теми, кто зарабатывал больше секретарей райкомов КПСС (кто не знает, что такое КПСС, — Коммунистическая партия Советского Союза, а кто не знает, что такое Советский Союз, СССР — это Союз Советских Социалистических республик, их было 16 штук, включая почти европейскую Прибалтику, Украину с морями, фруктово-винную Молдавию, весь мирный Кавказ и тихую, спящую под дождем ядохимикатов среди хлопковых полей Среднюю Азию), а также лагеря были полны читателями запрещенной литературы.
Когда Наташе был год, как раз и наступил андроповский 37-й год, и у нас посадили друга, и мы стали тоже готовиться к обыску, пораздавали все книги и рукописи знакомым. И не было человека, который бы отказался взять опасный груз. За хранение и распространение давали до пяти лет лагерей…
