Наташа носила воду сначала в маленьких пятилитровых канистрах, а потом стала стесняться — все дети смотрят — и стала носить по два огромных десятилитровых ведра от колодца, как взрослая. Начала говорить как все местные, на «о». Она «собирала ягоды, грибы», водила за собой команду голопузой малышни, дико боялась пауков и смотрела на звездное небо. Говорила: «Я трепещу перед небом». Крестилась каждый раз, взглянув на икону. Как все, говорила «ихово» вместо «ихнее» и употребляла глагол «заетывать». В деревне у Наташи объявился малолетний жених, Ефимка. Один раз мы даже нашли на крыльце ветку смородины с ягодами (результат набега на чужой сад, видимо — в своем садочке аккуратные деревенские дети не озоруют, не рвут ягоды вместе с веткой). Наташа сказала «дурак». В деревне Наташа сочинила свой первый и единственный за все свое детство верлибр: «Трава лелеет мои ноги, и полный луг цветет».
Это были странные, чудесные времена. Вдруг открылась государственная граница.
Большую часть своей жизни мы сидели в своей стране как в лагере, огороженные колючей проволокой. Стремление поехать за границу считалось попыткой побега. За такие дела сажали. Ходили слухи о смельчаке, который переплыл Черное море и вылез на берег в Турции! Если бы его выловили из воды наши, дали бы ему восемь лет лагеря.
За границу мы ездили в Литву и Эстонию.
И вдруг — мы не верили своим ушам! — ворота лагеря открылись.
Мой старший, Кирюша (год рождения 1964), мало где бывал (в крайнем случае в Коктебеле или автостопом в Прибалтике), он ходил в обычную дворовую школу (у нас с мужем были демократические взгляды, пусть живет как все), хлебнул много чего (в частности, учительница первого класса меня вызвала и тяжело произнесла: «Вы последите за ним. Чой-то он самый умный в классе»). А на шестом году его обучения опять-таки та самая «Ьленин» наоборот, классная руководительница, тоже вызвала меня и низким голосом сказала:
— А вы знаете, что он Достоевского читает?
Я ужаснулась такому разоблачению и стала отрицать, но напрасно.
— А «Бедных людей?» — победно сказала учительница.
Дело происходило в темном коридоре школы, у женского туалета.
— Да вы что! — воскликнула я. — Он только до смерти студента Покровского дочитал, заплакал и бросил.
На дворе стояла холодная весна 76-го года, Федя только родился, до Наташи было еще шесть лет.
Кирюша, рожденный в 1964 году, уже с 16 лет работал в больнице, четыре года пахал санитаром в реанимации, учился в университете, служил дворником в подземном переходе, и только когда КПСС отдала концы, стал работать переводчиком и журналистом.
Зато Федя с Наташей — другое поколение — ездили со мной в разные страны, куда меня приглашали, поскольку детей мне не с кем было оставить, а Россия, открывшаяся для мира, всех интересовала, и приглашающая сторона была согласна даже на младших родственников.
Дети учили языки, пели в опере музыкальной школы, Федя ставил рождественские вертепы и спектакли, Наташа в них играла с полутора лет, и когда приходили гости, Федя немедленно вешал занавес в коридоре, рисовал билеты на клочках, давал «три звонка», сажал гостей на расставленные стулья… Это были длинные импровизации, и мы щедро хлопали. В двенадцать лет Федя стал выпускать свой журнал, в тринадцать начал работать на телевидении, в шестнадцать в отделе выпуска газеты «Коммерсант».
Наташа, поколение-82, требовала конфет, жвачки, мороженого и Барби как у Оли Самойловой.
В результате у нее появилась кукла Барби, одинокая, недорогая, из стран народной демократии, с суставами на заклепках, любимая. Для нее мы построили из ящика домик, делали с Наташей стулья и кровати, шили (весьма коряво) ей юбки и клеили шляпы. Кукла вскоре облысела после очередного мытья головы, но все равно осталась любимой, даже когда моя переводчица привезла Наташе шикарную, настоящую Барби. Боже, какие сериалы Наташа закатывала с подружкой Анечкой при участии трех их «Барбей»! Маленькие артистки сидят на полу, глаза туманные, щеки румяные, куклы меняют наряды и разговаривают фальшивыми голосами, какими вскоре запищали и задудели героини мыльных опер, поскольку все роли дублировала одна несчастная актриса за малые деньги и говорила то колоратурой, то дородным нутряным басом, во всех случаях неестественно.
Поколение-82 отличалось нелюбовью к каше и супу, обожало кока-колу, чипсы и телевизор, ненавидело уроки физкультуры, математики и обществоведения и тяжело, с боем, читало требуемые по программе книжки. Любило это поколение только Карлсона, Муми-троллей и Пеппи Длинный Чулок, а также мультики (любые). Запрещенного для нас Достоевского этим детям задавали читать, и они вяло водили глазами по его ужасающим строчкам и называли «Фома»! (От инициалов образовавши.) Музыкальную школу наша девочка закончила на четверки, жутко волновалась на экзамене. Для отчетного концерта мы с ней купили на рынке ее первое в жизни модное платье — черное сверху, цветастое снизу, длинное. Она согласилась надеть бусики. Мы, глотая слезы, смотрели из зала, как она выходит к роялю словно к гильотине, обреченная несчастная пианистка. Как склоняет свои светлые волосы над клавиатурой, и ее пальчики, как сосульки, тюкают по клавишам, хорошо что по нужным.
Ну что же, вздыхали мы, эта младшая наша совершенно подавлена своими шумными старшими братьями и суровыми родителями. Что же, она будет жить тихо. Будет кофе подавать в офисе директору.
(Однако в дальнейшем, в шестнадцать лет, она пела со своей группой «Люди собрались» совершенно бесстрашно в любом зале. Это уже произошла смена шкурки.)
Как все родители, мы старались таскать детей по музеям, по городам, по интересным знакомым — но дети в своих наушниках нас не слушали. Хорошо что успели поучить их той, другой, классической музыке и языкам еще в пору, когда они были обучаемы и послушно ходили в школу.
(Вообще это очень вредно, быть справедливым обвинителем. Обеим сторонам вредно.)
Продолжаю свою историю.
И потом — вдруг — это поколение вылезло из скорлупы, высохло, вылупило глазки и шасть вон из дому! Жить!
Как они при этом успевают учиться, читать своего Кастанеду, танцевать ночи напролет, слушать любимые группы, готовиться поступать кто куда, болтать по телефону, посещать музеи, кино, театры, есть бутерброды с одним вареньем, болтаться в секонд-хендах, общаться, подрабатывать где кто может, даже в телевизионных передачах, кататься на роликах, мыть (очень редко) посуду, что-то рассказывать родителям в восторге, ходить хвостом за старшими друзьями, бриться налысо, делать колечки, браслетики, писать какие-то статьи, учиться фотографировать, учиться рисовать, учиться петь джаз и «сводить» виниловые пластинки в подражание диджеям!
