— Времени для дискуссии у меня нет! Можно только задавать вопросы!
После этого он зачитывает собравшимся в кают-компании текст 64 статьи Уголовного кодекса РСФСР: «Статья 64. Измена Родине, а) Измена Родине, то есть деяние, умышленно совершенное гражданином СССР в ущерб суверенитету, территориальной неприкосновенности или государственной безопасности и обороноспособности СССР: переход на сторону врага, шпионаж, выдача государственной или военной тайны иностранному государству, бегство за границу или отказ возвратиться из-за границы в СССР, оказание иностранному государству помощи в проведении враждебной деятельности против СССР, а равно заговор с целью захвата власти, — наказывается лишением свободы на срок от десяти до пятнадцати лет с конфискацией имущества или смертной казнью с конфискацией имущества».
После этого Саблин разъясняет, что его действия не попадают под эту статью.
Вопрос:
— Зачем Вы дали пистолет Шейну? Это же преступление...
— Он без патронов, — ответил Саблин.
Затем кем-то из собравшихся был задан следующий вопрос:
— Что ждет родственников тех, кто согласится участвовать с Вами?
Ответ Саблина:
— Я дам радиограмму Главнокомандующему ВМФ с требованием не трогать наших родственников!
Старший лейтенант Фирсов:
— Представляете ли Вы все последствия затеваемой вами авантюры?
Этот вопрос Саблин оставил без ответа.
Лейтенант Овчаров:
— Вы выступаете от себя или от какой-то организации?
Ответ Саблина:
— Я выступаю от себя лично, но думаю, в стране и на флоте меня многие поддержат.
Далее кто-то спросил:
— Что Вы намерены делать в случае невыполнения Ваших требований?
Ответ Саблина:
— При экономном использовании топлива и продовольствия их хватит на 5 суток. После этого будем останавливать все проходящие мимо суда и просить помощи.
Этот ответ вызывает недоумение у собравшихся, и кто-то уточняет:
— У всех или только у иностранных?
Ответ Саблина:
— У всех, кого встретим.
Затем лейтенант Садков попытался призвать Саблина к партийной совести:
— Как же Вы можете такое предлагать, Вы же член КПСС!
На это Саблин ответил так:
— Я считаю, что по убеждениям не могу быть членом КПСС, но вопрос о моем членстве должна решить партийная организация.
В это время в примыкающей к кают-компании кинобудке произошло какое-то шевеление.
Капитан-лейтенант Прошутинский:
— Там кто-то есть!
По версии Саблина, на это он ответил:
— Там свой человек!
По версии остальных участников событий, он ответил так:
— Там мой человек, и он вооружен.
Согласитесь, что разница в вариантах ответа принципиальная.
Любопытно, что по ходу следствия Шейн несколько по-разному интерпретировал приказ Саблина спрятаться в кинобудке рядом с кают-компанией. Так, в начале следствия он говорил об этом так: «Саблин попросил меня во время его выступления перед офицерами и мичманами находиться в киноаппаратной мичманской кают-компании с тем, чтобы наблюдать за присутствующими на собрании и пресечь при необходимости их попытки оказать ему какое-либо противодействие, а также во время проводимых Саблиным мероприятий на корабле охранять командира корабля и не допускать освобождения его из второго поста РТС».
Однако на суде, отвечая на вопрос председательствующего на суде, матрос Шейн уточнил свою роль, отводимую ему в тот момент Саблиным, совсем иначе. «Когда я зашел к Саблину, — показал подсудимый, — он достал из шкафа пистолет и передал его мне. При этом он пояснил, что когда он будет выступать в мичманской кают-компании перед офицерами и мичманами, то через окошечко киноаппаратной я должен наблюдать за присутствующими и в случае нападения на Саблина кого-либо из находящихся в кают-компании пригрозить пистолетом».
Насчет пасторального «пригрозить пистолетом» я что-то не уверен. Как говорил Антон Павлович Чехов, если в первом акте на сцене висит ружье, то в третьем оно обязательно должно стрелять. Да и узкое окошко кинобудки — это место абсолютно не пригодное для демонстрации пистолета. Шейн, что, должен был в узкое оконце высовывать руку с ПМом и вертеть ею в разные стороны? А вот для контроля за ситуацией и для ведения прицельного огня, как из дота, будка киномеханика соответствовала идеально. Поэтому будем честны — если бы Саблин приготовил Шейна исключительно для демонстрации пистолета, то тот должен был стоять рядом с ним или же подслушивать разговор за дверью, чтобы в нужный момент войти и показать всем свой грозный пистолет. Но Шейн расположился в месте, которое как можно лучше было приспособлено именно для ведения огня по находившимся в кают-компании.
Таким образом, факт своего нахождения в кинобудке во время беседы Саблина с офицерами и мичманами в кают-компании мичманов Шейн полностью подтверждает. Признает он и то, что имел в это время пистолет ПМ, переданный ему предварительно Саблиным, но при этом (в отличие от Саблина) не говорит, что в тот момент пистолет не имел патронов. Фактически он подтверждает и задание Саблина — внимательно следить за поведением офицеров и мичманов и в случае возникновения опасности для замполита защитить его.
Безусловно, Шейн был преисполнен важности порученного ему дела. Кто он был еще несколько часов назад? Да простым матросом! Кем он стал теперь — вторым человеком на корабле! Именно он содержит сейчас под арестом самого командира корабля, того, кто еще вчера его в упор не замечал, а сейчас бьется кулаками в люк и умоляет выпустить из заточения. Винтовка, по словам Мао-Цзэдуна, рождает власть, и сейчас эту реальную власть Шейн получил в виде пистолета ПМ и полного доверия со стороны замполита. У меня нет никаких сомнений, что начнись в кают-компании потасовка, Шейн без малейших колебаний применил бы по противникам Саблина символ своей власти. В том, что он бы это сделал с превеликим удовольствием, у меня никаких сомнений нет, тем более что карт-бланш от Саблина на эти действия был уже ему даден.
* * *
Когда Саблин велел определяться и голосовать, офицеры и мичманы опешили:
— Надо подумать!
— Времени нет! — ответил Саблин.
Обрушив на офицеров и мичманов поток информации, Саблин применил известный психологический прием — не давая времени на осмысление, требовать принятия решения. На этот шаг Саблин пошел, так как прекрасно понимал, что как только люди трезво оценят его речь и объявленные планы, то дружно выступят против него.
«Я попросил офицеров и мичманов взять по одной белой и по одной черной шашке, — рассказывал Саблин на допросе 14 ноября 1975 года. — Со смехом и шутками они разобрали эти шашки».
