По иронии судьбы дебаты в сенате переросли в дебаты о самом Ганнибале и тех действиях, которые следовало предпринять против него. Хотя Сципион проиграл в этом споре, он выиграл то, что хотел, — разрешение действовать, как ему нужно. Сенат разрешил ему переправиться из Сицилии в Африку, «если он считает, что это пойдет на пользу государству». Однако, и это почти невероятно, но он отказал Сципиону в праве увести из Италии легионы или более 30 кораблей сверх тех, которые были нужны для Сицилии. Помимо этого он мог призывать кого хотел или строить суда — но на свои деньги.
То, что последовало, было сделано полностью по инициативе одного человека, Сципиона, руководствовавшегося личными амбициями. Вначале все делалось на его деньги и на его собственный риск.
Два регулярных легиона, которые ждали его в Сицилии, состояли из давно забытых солдат из Канн, отбывавших свою ссылку.
Два холма в Локрах
Эти легионы, пятый и шестой, «устали оттого, что старились в изгнании». Для них приезд Сципиона был подобен неожиданному явлению бога. Он возвратил их к активным действиям, да каким действиям! Высадиться в Африке, чтобы получить богатства Карфагена и добиться окончательной победы! С этого момента забытые со времен Канн легионеры, уже постаревшие, отвечали Сципиону собачьей преданностью.
Молодой консул привел с собой из Италии около 7000 добровольцев, которые предпочитали служить ему на нетронутых войной просторах Африки, а не на полях битвы, повидавших Ганнибала, где в лагерях регулярной армии свирепствовала эпидемия. Все эти добровольцы уже имели опыт службы и были разборчивы по отношению к военачальникам. К тому же Сципион удвоил им жалованье. Несмотря на свою учтивость, этот полководец из Испании вербовал людей с разбором. Когда знатные энтузиасты из Сиракуз (база его операции) объединились в добровольческий отряд, в доспехах, на конях и в сверкающем убранстве, он любезно рассказал им о жестокостях войны и великодушно пообещал освободить их от этих тягот, если они пожертвуют свое снаряжение опытным воинам.
В то же время Сципион пытался установить дружеские отношения с Сиракузами, которые все еще зализывали раны после устроенной Марцеллом кровавой чистки. Большинство греческих домовладельцев предъявили претензии за ущерб, нанесенный римскими воинами. Молодой поборник нового порядка выслушал их жалобы и пообещал компенсацию.
Его квестором, назначенным сенатом, был неуклюжий рыжеволосый плебей, Марк Порций Катон. Этот Катон (который навечно прославился фразой «Карфаген должен быть разрушен») отличался деревенским пуританизмом и остро чувствовал, куда дует ветер политики. Помимо всего, он был ставленником престарелого Фабия. Когда он выразил протест против небрежного отношения своего начальника к деньгам, Сципион сказал, что отвечает за безопасность государства, а не за то, сколько будет израсходовано денег. Вражда между будущим цензором и энергичным лидером просуществовала долгое время.
Пока Сципион тренировал свою находящуюся в зачаточном состоянии армию (больше 12 000, но меньше 20 000 человек) на пересеченной местности, он думал о том, как помочь ей. Он отправил призыв к бывшим военачальникам с опытом инженерных работ, с алчностью скряги собирал транспортные суда. По опыту, обретенному в Испании, он знал, что у римлян есть два преимущества перед карфагенянами: это их блестящее умение вести осадные операции и их военно-морские силы. Эти два преимущества он должен был использовать против Ганнибала. Если его флот будет сильнее, то сицилийская база станет смертельно опасной для Карфагена; если слабее — она принесет катастрофу.
Среди латинских хроников возник миф о том, что в тот момент все союзные города Италии, особенно этрусская община, открыли свои лавки с судостроительными материалами для Сципиона, несмотря на оппозицию сената. И что в течение 45 дней 30 новехоньких судов были построены и спущены на воду под всеобщие одобрительные возгласы. Эти 30 галер были оборудованы гребными механизмами, с помощью которых римляне освоили искусство судовождения в незапамятные времена. Это была отличная история, но таких механизмов никогда не существовало. В 204 году до н. э. этрусские города были заклеймены позором за их недавний бунт, а при появлении Магона они снова поднимут восстание. Повсюду союзные города возмущенно заявляли о том, что не в состоянии вносить свою ежегодную долю, «несмотря на гнев римлян». Сенат отказывался заслушивать их сановников, пока не будут выполнены поставки. В действительности Сципион привел 30 судов из Италии и сумел найти столько же у берегов Сицилии. Не имея более сильного боевого флота, чем этот, он принял решение готовить экспедицию к походу.
Этот миф, в свою очередь, привел к тому, что некоторые современные историки представляют дело так, будто Сципион готовил свою экспедицию без всякой помощи неблагодарного Рима. Это тоже неправда. В действительности заслуга принадлежит Сципиону, римскому сенату и, кстати, Ганнибалу. Разногласия между Сципионом и его правительством заключалось в их идейных спорах. Большинство в сенате было право, считая, что Сципион с более многочисленной армией другого консула сможет вымотать Ганнибала годами войны на истощение. Сципион прекрасно понимал это. Но он был способен предвидеть, что последует за этим в итоге: истощенная Италия, освободившаяся от Ганнибала, никогда не захочет вступить в новый конфликт и вторгнуться в Африку. (И слава Сципиона соответственно будет меньше.) Сенат мало чем помог ему сначала, потому что ему нечем было помочь. Угроза прорыва Ганнибала к Риму была реальной, если превосходящие военные силы не блокируют его. Это было великое искусство (что редко признают) со стороны одноглазого Карфагенянина три года удерживать значительные римские силы у своих холмов. План Сципиона устремиться к морю с его небольшой армией, притом, что все было против него, требовал большого хладнокровия с его стороны.
Чтобы подбодрить своих новобранцев и собрать информацию, Сципион сначала отправил к морю своего помощника Лелия. С достаточно сильным отрядом Лелий пересек море и добрался до порта, который римляне называли Гиппон Царский (ныне Бона), к западу от Карфагена. Здесь он высадился, чтобы разграбить сельскую местность и встретиться с Масиниссой, который прибыл в сопровождении всего нескольких всадников, хотя Гиппон находился в пределах его родовых владений. То, что сообщил Масинисса, отнюдь не воодушевляло. Сифакс перешел на сторону карфагенян.
— Почему консул Сципион медлит? — вопрошал Масинисса. — Скажи ему, чтобы он скорее приходил.
