Василий Васильевич Рыкин считал, что, пока мы не достигнем заданного района, надо прекратить всякую боевую деятельность, чтобы не привлекать внимания противника. Вести только разведку. Я был согласен с ним, но выдвигал иные доводы. Если мы на марше будем вступать в бои, у нас непременно появятся раненые, которые скуют маневренность отряда, замедлят его продвижение.
Молодой, энергичный начальник штаба лейтенант Оборотов жаждал, конечно, активных действий.
Анатолий Петрович Шестаков находился в более трудном, чем мы, положении. Выслушав нас, он должен был принять решение. В его руках были судьбы сотен людей. Майор был волевым и грамотным командиром. Он не только понимал значение разведки, но и лично участвовал в ее организации. Вместе с тем Шестаков видел, что сведения добываются медленно и с большим трудом. Понимал он и то, что крупный, хорошо вооруженный отряд не может и не имеет права долго сидеть без дела. Но ускорить поступление донесений от группы, ушедшей на глубокую разведку маршрута — за Сож, за Днепр и еще дальше в район Могилева, не мог даже многоопытный подполковник Рыкин. Пока что он обращал свой проницательный взор в сторону Гомеля, Жлобина, Рогачева и Быхова. Отряд же вынужден был сидеть и ждать. К тому же и Центр вдруг приказал задержаться в районе чечерских лесов, чтобы принять пополнение и боеприпасы. Настроение у людей сразу поднялось.
В течение нескольких ночей мы принимали самолеты с людьми и грузами. А вскоре поступили первые сведения из-за Днепра: наш головной отряд приступил там к подготовке базы.
Перед тем как двинуться по маршруту дальше, майор Шестаков разрешил организовать несколько засад и вылазок. Одну из операций, как всегда, удачно провел Кондратий [217] Мадей. С небольшой группой бойцов он пробрался в деревню Влазовичи, находившуюся в десяти километрах от крупного суражского гарнизона противника. Там, в конюшнях конного завода, под охраной роты гитлеровцев находилось несколько сот кавалерийских лошадей. Старший сержант не стал завязывать бой с охраной, решил дождаться ночи. Под покровом темноты Мадей с бойцами бесшумно снял часовых и выгнал из конюшен большой табун. Заслышав ржание и топот, фашисты, находившиеся в казарме, подняли панику. Когда они сообразили, в чем дело, и открыли огонь, наши партизаны были уже далеко. Отряд получил более сотни строевых коней. Правда, седел разведчики захватили мало, и нашим умельцам пришлось самим их изготовлять.
«Славный» стал выглядеть намного внушительнее. Он пополнился не только людьми, доставленными самолетами, но и за счет местной белорусской молодежи.
Удачно провел старший сержант Мадей и две засады. В селе Вороновка его группа в упор расстреляла средь бела дня автомашину с немецкими интендантами. А неделю спустя так же днем на шоссе Гомель — Могилев была уничтожена еще одна автомашина. В результате четыре вражеских офицера оказались убитыми, а пятый захвачен в плен.
Группа, возглавляемая ефрейтором Алексеем Каменевым, сожгла на берегу Сожа большое количество лесоматериалов, предназначавшихся для строительства оборонительных укреплений; лейтенант Оборотов с несколькими бойцами совершил налеты на продовольственные базы противника, находившиеся в Гузовке и Душатино.
Эти, хоть и небольшие, но очень дерзкие вылазки, особенно угон лошадей и нападения днем на автомашины, всполошили противника. Над лесом стал непрерывно летать самолет-разведчик — двухфюзеляжный «ФВ-189». Наши группы, выходящие на задания, начали натыкаться на засады противника.
Изучив новые разведданные и сличив их. с теми, которые значились в документах, захваченных в разбитой интендантской машине, подполковник Рыкин установил, что численность вражеских гарнизонов в Чечерске, Кормах, Гадиловичах и Довске увеличилась где вдвое, где даже втрое. Наши разведчики сообщили, что командир охранной дивизии начал лично проверять боевую готовность [218] подразделений. На дорогах стали появляться так называемые наружные команды, хорошо известные своими зверствами в обращении с местным населением. Это же подтвердил захваченный нами обер-ефрейтор, ехавший на мотоцикле из Гомеля. Он показал, что находящиеся там немецко-фашистские части обеспокоены появлением крупного советского соединения, которое каждую ночь получает подкрепления и грузы по воздуху, что против нас готовится большая карательная экспедиция. Командование отряда пришло к выводу: надо поторапливаться с уходом.
Для обеспечения переправы к Сожу еще накануне вышло подразделение старшего лейтенанта Головина. Вместе с ним направился и Долгушин. Григорий Головин был родом из этих мест, а без прославленного гребца, абсолютного чемпиона страны, заслуженного мастера спорта Александра Долгушина вообще не мыслилась ни одна операция, связанная с форсированием реки.
Сож еще не полностью вошел в берега после паводка. Лениво извиваясь меж зеленеющих лугов, он виделся далеко, казалось, до самого Чечерска. Солнце стояло высоко, и нас, привыкших к лесу, даже смутил внезапно открывшийся простор. Но напряженная обстановка не позволяла любоваться природой. «Славному» надо было побыстрее не только переправиться через широкую реку, но преодолеть открытую местность, несколько шоссейных и железную дорогу Гомель — Рогачев. Здесь по хорошо развитой дорожной сети оккупантам не составляло труда быстро перебросить войска, и если не перехватить наш отряд на переправе, то окружить его на открытой местности. Майор Шестаков принял решение — немедленно форсировать реку, чтобы до наступления темноты успеть подойти к охраняемой железной дороге и пересечь ее ночью.
Переправа проводилась с соблюдением всех мер предосторожности: были выставлены дозоры, организовано прикрытие с тыла. Перебравшись на западный берег, бойцы сразу же занимали оборону, чтобы быть готовыми встретить противника с запада. Но все обошлось благополучно. Правда, над рекой несколько раз низко пролетала «рама». Самолет появлялся и после того, когда мы двинулись дальше. Но огня он почему-то не открывал. Возможно, экипаж его принял нас за своих. На одной из повозок мы предусмотрительно расстелили большой флаг со свастикой. Значительная часть наших бойцов носила немецкую форму. [219]
В одиннадцать часов вечера отряд подошел к шоссе, быстро пересек его, чтобы за короткую летнюю ночь успеть добраться до приднепровского леса. Колонна двигалась бесшумно, не скрипели хорошо смазанные колеса повозок, мягко ступали раскованные лошади.
Неожиданно позади прозвучали выстрелы, но вскоре перестрелка прекратилась. Примерно через полчаса нас нагнал взвод, оставшийся у шоссе для прикрытия основных сил отряда. К майору Шестакову бойцы подвели полицейского. Он перебежал на нашу сторону во время стычки с головным вражеским дозором, с которым находился. Этот дозор ехал на автомашине впереди колонны, состоявшей из восьми грузовых автомобилей с солдатами и одного «мерседеса» с офицерами. Наткнувшись на наш взвод, фашисты соскочили с грузовика и завязали было бой, но не выдержали нашего натиска и начали отходить. В этой суматохе полицейский и сбежал от них.
