Добрый Стародум спешит удовлетворить просьбы всех своих корреспондентов. Любимой племяннице дает разумный совет оставить планы мщения, пристыдить мужа своей склонностью к добродетели и тем заставить его одуматься и просить прощения. Глуповатому же и высокомерному соседу предлагает на выбор целую партию очень непохожих друг на друга учителей, по его просьбе специально отобранных неким университетским профессором. Среди них филолог, философ, а возможно и мартинист Срамченко, который хоть и «живет по духу, а не по плоти», но «просит в год не меньше трехсот рублей» и считает для себя обидным «причесывать ребятам волосы» и «надзирать» над хозяйским париком; безымянный «молодой человек 22 лет», который «поучен изрядно», но «жрет без милосердия»; господин Караксин, который «знает по-гречески, по-еврейски, но не знает по-русски», что для получения генеральского чина не так и важно; пиита Цезуркин, который «шутит так умно, что в доме дурака не надо»; и «щеголеватый» студент Красоткин, который умеет причесывать детям волосы, «выводить из платья пятна и вырезывать из бумаги разные фигуры», но безмерно женолюбив, уже «повернул голову» профессорской жене и наверняка заведет шашни с мадам Лудо, а то и с самой генеральшей. Дурыкину все они кажутся «ребятами, достойными быть учителями у детей благородных» и, боясь «выбрать одного без обиды другому», он просит рекомендовавшего их «университетского профессора» созвать «всех сих» «к себе в дом и сделать род аукциона: кто возьмет меньше», того разумный Дурыкин и примет к себе в дом на ближайшие шесть лет.
Не ограничиваясь «сообщением» «сочинителю „Недоросля“» писем своих родственников и знакомых, просвещенный Стародум предлагает для публикации в журнале, «посвященном истине», «попавшие ему в руки» «ходящие здесь рукописные два сочинения»: первое, «идея» которого «совсем новая», называется «Всеобщая Придворная Грамматика», второе, которое «обнаруживает бездельнические способы к угнетению бедных и беспомощных», — «Письмо Взяткина к покойному Его Превосходительству с ответом». В созданной «вскоре после всеобщего потопа» и найденной в Азии, «где, как сказывают, был первый Царь и первый Двор», «Всеобщей Придворной Грамматике» разрабатывается любимая Стародумом тема непостижимого для разума честного человека устройства придворной жизни. В комедии «Недоросль» мудрый резонер использует два способа ее описания: посредством остроумных аналогий и через прямое перечисление неких четко обозначенных пунктов. Например, в начале 3-го действия комедии Стародум рассказывает Правдину, что после отставки «слепой случай завел» его в «такую сторону», о которой ему «от роду и в голову не приходило» — к императорскому двору. На вопрос не знакомого с придворной жизнью чиновника, как ему «эта сторона показалась», Стародум отвечает, что «в этой стороне по большой прямой дороге никто почти не ездит», дорога же эта «такова просторна, что двое, встретясь, разойтись не могут. Один другого сваливает, и тот, кто на ногах, не поднимает уже никогда того, кто на земи». После этого друг честных людей прекращает тонкую словесную игру (в «стороне», где он вдруг оказался, как и во всех странах, существуют дороги, и на этих дорогах сталкиваются придворные себялюбцы), проводит что-то вроде научного анализа и рассказывает Правдину о «двух манерах», которыми «от двора выживают».
Пестрит цифрами и полюбившаяся Стародуму «Всеобщая Придворная Грамматика», «наука хитро льстить языком и пером»: оказывается, «подлые души» разделяются на шесть родов, каждый из которых описывается скрупулезно и тщательно, а гласных бывает «три, четыре, редко пять». Предлагая свою сатирическую классификацию придворно-грамматических категорий, хорошо знакомый с жизнью российского двора «лингвист» и бывший секретарь Елагина и Панина утверждает, что «обыкновенные слова бывают односложные, двусложные, троесложные и многосложные. Односложные: так, князь, раб; двусложные: силен, случай, упал; троесложные: милостив, жаловать, угождать и, наконец, многосложные: Высокопревосходительство». Двор же составляют люди «гласные», то есть «сильные вельможи, кои по большей части самым простым звуком чрез одно отверстие рта производят уже в безгласных то действие, какое им угодно», «безгласные», которые «сами собою, без помощи других букв никакого звука не производят», и «полугласные, или полубояре», которые «уже вышли из безгласных, но не попали еще в гласные». Придворное число «значит счет» и указывает, «за сколько подлостей сколько милостей достать должно» или «сколькими полугласными и безгласными можно свалить одного гласного, или же иногда, сколько один гласный, чтоб устоять в гласных, должен повалить полугласных и безгласных»; «придворный падеж есть наклонение сильных к наглости, а бессильных к подлости».
Рассуждая о категории «придворного рода», осторожный Фонвизин, на страницах своего журнала на все лады расхваливающий добродетели императрицы Екатерины II, заявляет, что различие «между душою мужескою и женскою» «от пола не зависит, ибо у двора иногда женщина стоит мужчины, а иной мужчина хуже бабы». Однако, несмотря на многочисленные комплименты царствующей особе, «Всеобщая Придворная Грамматика» (равно как и прочие составляющие журнал сочинения) выглядит произведением, по словам Екатерины, сказанным ею по поводу фонвизинских «Вопросов к сочинителю „Былей и небылиц“», «рожденной от свободоязычия, которого предки наши не имели». В самом деле, может ли истинно верноподданный писатель утверждать, что «люди заслуженные, но беспомощные» в «разговорах с большими господами» «употребляют по большей части» глаголы в форме прошедшего времени: «я служил» и «я изранен» (что, правда, глаголом не является), а в ответ слышат глаголы, употребленные исключительно в форме будущего времени: «посмотрю, доложу и т. д.»? О ненавистном придворном укладе фрондирующий литератор и верный последователь братьев Паниных пишет и в трактатах, и в баснях, и в повестях, и в комедиях, а теперь еще и в сатирической «философской грамматике», построенной, кстати сказать, в хорошо знакомой российскому читателю сочинений на самые разные научные темы форме вопросов и ответов (один из многочисленных примеров таких книг — изданная в России в 1766 году «Краткая всеобщая история г-на Ла Кроца», где на вопрос «что есть история?» следует ответ: «История есть описание случившихся в свете приключений», а на вопрос «какие два государя обратили на себя внимание Европы в начале сего века?» — «Петр Великий, император Всероссийский, и Карл XII, король Швецский»).
