В лице тов. Кошкина советская общественность потеряла отзывчивого и чуткого товарища, стойкого большевика и талантливого конструктора.
Память о Михаиле Ильиче навсегда сохранится в сердцах работников советского машиностроения.
Группа товарищей Правда, 28 сентября 1940 года.
1
Из Парижа в Берлин Гейнц Гудериан летел триумфатором. Сбылись его мечты, оправдались усилия целого десятилетия жизни. Танки признаны главной ударной силой вермахта, а вермахт показал себя самой могучей, победоносной армией!
Совсем недавно, когда генштаб разрабатывал планы западной кампании, один лишь генерал Манштейн разделял его мысль, что наступать лучше всего через Люксембург и южную часть Бельгии в обход линии Мажино, что необходимо осуществлять прорыв и этого участка, и всего французского фронта, используя мощный кулак всех танковых и моторизованных дивизий. Начальник генштаба сухопутных сил Гальдер назвал эту идею бессмысленной.
15 марта, докладывая Гитлеру в имперской канцелярии, Гудериан успешно отстоял свой план внезапного и сосредоточенного броска танков, быстрого движения на Седан, форсирования реки Маас и завершения прорыва безостановочным походом до Ла-Манша, А во время боевых действий разве не он, Гейнц, самостоятельно принимал все решения вплоть до выхода к побережью? Разве не его корпус осуществлял глубокие рейды в тыл противника вопреки тормозящему влиянию верховного командования, главным образом командующего танковой группой генерала фон Клейста?!
Приближаясь к полям сражений на Сомме, где в 1916 году англичане дали первый танковый бой кайзеровским войскам, Гудериан нагнал колонну своих танков. Увидев его и понимая, что их прорыв ведет к полной победе над французскими и английскими войсками, солдаты кричали: «Да здравствует быстроходный Гейнц!», «Наш боевой старик!»
А когда танкисты увенчали свой рывок захватом морских крепостей Булонь и Кале, он выразил свою радость и чувство благодарности в приказе по корпусу:
«Я требовал от вас отказа от сна в течение двух суток — вы держались семнадцать дней. Я приказывал сражаться, невзирая на угрозы с флангов и тыла, — вы никогда не проявляли колебаний. Германия гордится своими танковыми дивизиями, и я счастлив, что являюсь вашим командиром. Теперь мы будем готовиться к новым подвигам».
14 июня немецкие войска вступили в Париж, а новая танковая группа, во главе которой верховное командование поставило Гудериана, двигалась к швейцарской границе. К ней вышли 17 июня, в день его рождения, и он скромно отметил его в кругу своих офицеров.
В те дни, когда имя его гремело по всей Европе, приятно было с высоких гор любоваться Женевским озером, погостить в Лионе у старшего сына, вторично раненного за время западной кампании, и поздравить его с получением внеочередного звания за храбрость.
Все было бы прекрасно, если б не германо-французский договор о перемирии, подписанный 22 июня в Компьенском лесу. Он, Гейнц, не для того пронзил своими танковыми клиньями тело Франции, смыл с Германии позор Версаля, чтобы она получила ограниченный договор. Он не политик, он — солдат, но, обладай он верховной властью, вермахт незамедлительно продолжил бы поход к устью Роны, а после овладения французскими портами на Средиземном море высадил бы воздушные десанты в Африке и на острове Мальта. То были бы не одни воздушные десанты стрелков. Он обдумал план переброски четырех — шести танковых дивизий в Африку, чтобы создать там подавляющее превосходство в силах, прежде чем англичане успеют подвезти подкрепления. Он передал через генерала Риттера фон Эппа свой план Гитлеру, но ни ответа, ни вызова. Может быть, фюрер, находясь в плену своих континентальных воззрений, не понимает решающего значения для англичан района Средиземного моря или же испытываемое им недоверие к итальянцам удерживает его от военных операций вермахта в Африке?..
Не с одним генералом Эппом обсуждал этот вопрос Гудериан. Обычно скрытный, он неожиданно разоткровенничался с рейхсминистром вооружения и боеприпасов Тодтом, поделился с ним мыслями о продолжении войны.
Что заставило Гудериана довериться гражданскому человеку? Не то ли, что новый рейхсминистр посчитал возможным и необходимым спешно прилететь к нему из Берлина в Париж, чтобы поговорить об опыте наступления крупных танковых сил в последней военной кампании и посоветоваться о том, как полнее использовать этот опыт в интересах дальнейшего развития танкового производства? Наверное, Гудериана расположили к Тодту и этот визит, и история с Беккером, о которой поведал ему Тодт.
Начальник управления вооружений вермахта Беккер давно добивался создания единого оперативного органа оснащения армии новой техникой. Он имел могущественных противников — главнокомандующих сухопутными войсками, авиацией и флотом и королей военной промышленности, чья сила в рейхе была достаточно известна. Их не устраивали новшества генерала Беккера, они не раз хоронили его идею создания единого штаба, который мог в какой-то мере ограничить их аппетиты, их интересы, их сферу власти. Накануне западной кампании Беккеру все же удалось сломить сопротивление главнокомандующих и доказать Гитлеру полезность небольшого оперативного штаба для руководства тремя управлениями вооружений. В апреле Гитлер подписал организационный приказ.
— Беккер победил… на пять часов. — Упитанный, тяжеловесный Тодт поднялся с кресла, нагнулся к Гудериану и шепотом, чтобы и стены не слышали, открыл ему одну из тайн Адольфа Гитлера и Густава Круппа.
Узнав о приказе, Крупп отправил из Эссена в Берлин на самолете директора своих заводов Мюллера, и тот в самых недвусмысленных выражениях передал пожелание Круппа: промышленность не нуждается в военном руководстве, она сможет дать армии гораздо больше военной техники и оружия, если в своих действиях абсолютно никем и ничем не будет стеснена.
— Фюрер немедленно отменил свой приказ и велел сообщить об этом Беккеру. Генерал принял отмену приказа как личный крах и кончил жизнь самоубийством. Все это произошло в течение одного дня.
Гудериан был польщен: благоразумный, осторожный, сдержанный Тодт делится с ним сверхсекретом государства. Может быть, потому рейхсминистр оказывает генералу такое доверие, что знает о его долголетней борьбе за признание танковых войск, за преимущественное развитие бронетанковой техники, чего добивался и сам. И еще явственно прозвучало в рассказе Тодта дружеское предостережение: осторожнее с Круппом…
