Танк Николая Долина вдруг пошел юзом. Десантники с трудом удержались на броне. Я и Борис тормозим наш танк. Да, что-то случилось впереди. Выясняется: у Долина перед танком вдруг откуда ни возьмись оказался старик немец. До меня доносится то, что ему на полунемецком-полурусском языке орет Николай:
— Du alter, мудак, ganz, ох…ел, что ли? Sie wollen mich von Ihnen сделал бифштекс?
В ответ старик Николаю бормочет что-то странное. Николай не понимает. Зовет меня. Я выбираюсь из машины, подхожу к старику, спрашиваю по-немецки:
— Bitte sagen Sie mir, was ist los, alter Mann? (Скажите мне, пожалуйста, старик, в чем дело? Was willst du? (Что вам нужно?)
— Sie sowjetische? (Вы советские?)
— Sowjetische? — подтверждаю ему в ответ.
— Ich bin 20 Jahre der kommunistischen. Bitte geben Sie mir Rauchen. (Я двадцать лет коммунист. Дайте, пожалуйста, закурить.)
— Чего он там бормочет, Никлас? — спрашивает меня комвзвода.
— Утверждает, что он двадцать лет коммунист, и просит закурить, — перевел я.
Взводный рассмеялся, вынул из нагрудного кармана сигару.
— Если он коммунист — держи! — Взводный бросил мне сигару, и я ее вручил старику. Он тут же откусил ее с конца и попросил огня. Экий шустрый коммунист, подумал я.
Жадно затянувшись, старик пошатнулся и, чтобы не упасть, облокотился о танк. Мы с Долиным и его мехводом смотрим на старика и смеемся. Старик, видно, давно не курил, и эта затяжка вскружила ему голову.
Позади старика был Т-образный перекресток. Прямо в 2–3 километрах от нас виднелся немецкий населенный пункт. Дорога, уходившая от перекрестка направо, вела в лес. Мы с тревогой посмотрели туда: нет ли там опорного пункта или фаустников?
— Weiß du was? Vor einer halben Stunde auf der Straße, die nach rechts in den Wald fuhr ein großes Auto mit bewaffneten SS-Truppen führt, müssen sie in das Lager rasstroelivat gegangen militarischen Gefangenen, — сказал старик.
Я перевел сказанное взводному и его мехводу:
— Знаете? Полчаса тому назад по дороге, что ведет направо в лес, проехала большая машина с вооруженными эсэсовцами. Они, наверное, поехали в лагерь расстреливать военнопленных.
— Спроси его, откуда он знает, что в лесу лагерь военнопленных, и каких? — попросил меня комвзвода.
Я спросил. Старик ответил:
— Я осенью собирал в лесу грибы. Видел собственными глазами десятка два длинных бараков, окруженных двумя рядами колючей проволоки, и по окружности штук восемь сторожевых вышек с пулеметами. Во всей округе знают, что здесь, в лесу, большой лагерь, в котором содержат военнопленных американских и английских летчиков, сбитых над Германией во время бомбежек.
— Wie viele Kilometer von hier? (Сколько километров отсюда?) — спросил старика по-немецки наш комвзвода.
— Nicht mehr als 10 Kilometer. (He больше десяти километров), — ответил старик.
— Zeige uns den Weg? (Дорогу нам покажешь?) — пытливо посмотрел на немца командир взвода.
— Zeigen Sie! (Покажу!) — ответил коммунист.
— Скажи ему, Никлас, если это провокация, — schie en Sie (расстреляю)! — сказал взводный.
Слово «провокация» старик понял без перевода и робко залепетал:
— Nein, nein, es ist nicht eine Provokation. (Нет-нет, это не провокация.) Vertrauen Sie mir! (Верьте мне!)
— Ну, что скажешь, Никлас? Рискнем? Твоих земляков освободим, если старик говорит нам правду.
— Риск — благородное дело, взводный, — ответил я и тут же представил себе, что в этом лагере вполне может оказаться кто-то из моих кузенов или кто-то из моих одноклассников по Бетлехему или по Нью-Йорку.
Взводный Николай Долин подумал минуту и произнес:
— Э-эх, была не была, рискнем. Может, их на самом деле собираются расстреливать. Подсади этого коммуниста, Никлас, ко мне на танк. Я его усажу рядом с пушкой.
Так мы и сделали. Николай взял деда за шкирку, как былинку поднял и усадил рядом со своей пушкой. Десанту автоматчиков крикнул: «Смотреть в оба!»
И три наших танка — Николая, мой и Бориса — сделали резкий правый поворот, в наушниках моего танкошлема зазвучал голос Николая Долина:
…И пошел, командою взметен,
По земле немецко-померанской
Броневой, ударный батальон!..
— Это он переделал песню из фильма «Трактористы», — произнес Иван Чуев. — Отчаянный человек наш комвзвода!
Чуев был прав: Николай Долин действительно не любил сидеть на командирском месте в танке, закрыв люк. Нет! Ему нужен простор и широкий обзор местности и действия. И он, как и наш прежний комвзвода разведки Олег Милюшев, любил стоять, по пояс высунувшись из люка. Не показухи ради, нет! А для того, чтобы ободрить десантников-автоматчиков на броне. И всех нас, его подчиненных. Понятно: если командир делает так, то и нам с Борисом следовало вести себя соответственно…
По лесу мы мчались минут двадцать, покуда не увидели лагерь. Эсэсовцы только-только успели выбраться из обтянутого брезентом грузовика и построиться в два ряда около одной из сторожевых вышек. Их командир, похоже, ведет инструктаж. Дед был точен: бараков в лагере — десятка два. Лагерь обнесен двумя рядами колючей проволоки. Высоких деревянных сторожевых вышек насчитали восемь…
В наушниках — команда взводного:
— Вышку с эсэсовцами — двумя осколочными и пулеметом — беру на себя! Никлас и Борис, берите остальные вышки. На каждую — по два осколочных. Десанты автоматчиков остаются на броне! Внимание! Заряжаем! Наводим!
Борис и я дублируем своим экипажам команды.
— Огонь!
Пленные, что до этого стояли и ходили по территории, побежали в бараки. Расправившись с эсэсовцами и вышками, мы прошлись танками по колючей проволоке. Взводный, прежде чем выбраться из своей машины, приказывает:
— Никлас и Борис, выбирайтесь из машин! Идем втроем на встречу с нашими союзниками!
Вошли в первый барак. Смотрим на нары. Никого. Где союзники? А союзники лежали на полу лицом вниз. Руки вытянуты вперед. Вроде бы лежа сдаются. Взводный смотрит на меня. Спрашивает:
— Что это значит, Никлас?
Я не знаю, что ответить, и громко говорю на английском:
— Hello guys! Get up! You are free!
— Что ты им сказал, Никлас? — спросил взводный.
— Сказал: «Привет, ребята! Вставайте! Вы свободны!»
— Почему же они не встают? — спрашивает взводный.
— Не могут, очевидно, прийти в себя от нашей пальбы.
— Скажи, что мы — Красная армия, — приказывает мне взводный.
Их на полу — человек двести — двести пятьдесят. Форма у всех американская, изрядно потрепанная. Значит, старик немец правильно нам сказал: «сбитые над Германией американские и английские летчики». Они приподняли головы. Смотрят на нас перепуганными глазами.
Я им снова ору по-английски:
— What is it? Didn't you hear what I said? Are you all frightened by our cannon and machine-gun fire? It wasn't against you guys, but against the German SS, who arrived here on a truck and wanted to chase you all someplace else or… or perhaps to shoot you all.