После этого не только Клим Ворошилов лишился должности, но и Вячеслав Молотов был смещен с поста руководителя правительства. Сталин отобрал у него портфель председателя Совнаркома, совместив две должности: Первого секретаря ЦК ВКП(б) и председателя Совета Народных Комиссаров. «Пострадали» и другие зарвавшиеся партийные и государственные бояре.
«Что это такое? Понимаешь — из грязи в князи, — рассуждал Сталин после прочтения очередного акта комиссии. — Вместо скромного прикроватного коврика на стенах не ковры, а дорогие гобелены, горы хрусталя, полотна маститых художников. Откуда это все? На какие деньги куплено. Наверное, из музеев и дворцов бывших вельмож натаскано. Незаметно они, так называемые народные слуги, сегодня превратились в вельможей. Стыд и срам — козлы и только…»
Ход мыслей прервал очередной звонок от А.А.Андреева.
— Что, еще на кого-то накопал? — сердито буркнул вождь.
— Да, товарищ Сталин, готов доложить.
— Приезжайте…
Сталин и так мог неожиданно ударить. Но к каждому удару он готовился основательно.
В кабинете Генерального прокурора СССР Руденко раздался телефонный звонок прямой связи — «кремлевка». Звонил Хрущев.
— Слушаю вас, Никита Сергеевич, — ответил внешне спокойно, правда, несколько внутри волнуясь, генпрокурор, — не часто звонят вожди, — знающий, что по «пустякам» Первый секретарь обращаться не будет.
— Роман Андреевич, как дела, как жизнь? — начал он с банально простого вопроса.
— В основном работаем по главной линии — реабилитации. Есть много и уголовных дел, то есть преступники за дело, за совершенные конкретные преступления были посажены…
Не дав договорить предложение Роману Руденко, Никита Сергеевич неожиданно спросил:
— А скажи мне, где служит «сталинский выкормыш?»
— ???
— Я имею в виду хохла тегеранского… Как его, кажется, Коробчен-ко, Кириченко. Клименко, — вылетела совсем фамилия из головы.
— Наверное, вы говорите о Кравченко? — приосанился Руденко, ощутив, что помог хозяину в поиске точной фамилии заинтересованного лица.
— Да-да, это он, — орал в трубку Хрущев. — Надо его прощупать по тридцать седьмому или по периоду его службы в МГБ вместе с Абакумовым. Может, что и найдете. Не мог этот служака остаться незапятнанным и при Ежове. Они тогда много «наработали». Почти все занозы мы уже выдернули из «органов», а он, выходит, еще остался. Такие чекисты мне не нужны.
— Я не помню, чтобы на него было бы, что-либо серьезное, — с достоинством ответил Руденко. — Мне бы сразу же доложили.
— А вы поищите, поройтесь внимательнее. Дайте, в конце концов, команду военному прокурору.
— Узнаю обязательно все, что нужно, Никита Сергеевич, и сообщу вам.
— Перезвоните.
— Обязательно!
В тот же день генеральный прокурор СССР Руденко сообщил, что этот «сталинист» рулит контрразведчиками в Прикарпатском военном округе.
— Вот и хорошо. Пусть им серьезно займется ваш товарищ, — приказал новый советский вождь.
— Никита Сергеевич, кстати, там у нас трудится толковый и цепкий генерал Лабутьев, военный прокурор округа, — четко ответил Роман Андреевич.
— Ну, вот через него и действуйте. Надо этого «сталинского выкормыша», — опять повторился Никита Хрущев, — Кравченко убрать по компрометирующим материалам.
— А если их нет?
— Найти… Я вам приказываю… Вы что прокурор или тряпка?
Руденко покраснел и тяжело задышал от такого вопроса, искренне негодуя за «простоту» Хозяина.
Пройдет несколько лет после этого звонка и произойдет еще один диалог Р.А.Руденко с Н.С.Хрущевым, только не телефонный, а живой. Дело будет касаться судьбы, жизни или смерти валютчиков.
Сын генерального прокурора Сергей Руденко вспоминал, показывая принципиальность своего отца Романа Руденко и волюнтаризм Никиты Хрущева:
«В 1961 году состоялся серьезный разговор отца с моей старшей сестрой Галиной. Отец сказал, что на состоявшемся заседании по делу валютчиков Рокотова и Файбышенко Хрущев потребовал применить к ним высшую меру наказания — расстрел.
Это означало придание закону обратной силы. (Смертная казнь была в тот период отменена — авт.) Отец в ответ заявил, что он с этим не согласен и лично не даст санкцию на такую меру, так как это противозаконно.
— А вы чью линию проводите, мою или чью-нибудь еще? — спросил Хрущев.
— Я провожу линию, направленную на соблюдение законности, — ответил отец.
— Вы свободны, — сказал Хрущев…».
В этом поступке весь новый вождь, который не считался ни с какими законами, не понимая, что право — исторический показатель, а не исторический фактор. И таких не поступков, а проступков и даже преступлений на своем веку было совершено Хрущевым немало…
* * *
Это было время «атушное» для органов госбезопасности.
Кто их только не клевал и не топтал с разрешения Кремля! Только за два года нахождения в должности председателя КГБ лучший друг Хрущева по службе на Украине Иван Серов уволил из органов разведки, но в основном, контрразведки 16 000 человек. К обреченным на увольнение подводилась статья, «не внушающих политического доверия, злостных нарушителей социалистической законности, морально неустойчивых, а также малограмотных и отсталых работников».
Но с «четырехлетними сельскими и городскими академиями» в тот период начальниками были и в Министерстве обороны, и в КГБ, и в Политбюро. Однако партийные чиновники почему-то считали себя совсем не малограмотными людьми.
Итак, генерал Серов только из центрального аппарата убрал более двух тысяч человек, из них сорок были лишены генеральского звания. Вместо уволенных Центральный комитет КПСС направил на руководящие должности в органы госбезопасности шестьдесят партийных работников. Одновременно в угоду Хрущеву в КГБ Серов провел грандиозную чистку архивов в нужном новому вождю направлении. За эту «прополку» он получил звание генерал-полковника, а 25 августа 1955 года в честь пятидесятилетия был награжден еще и орденом Ленина. Так высоко было оценено исчезновение из архивов документов, свидетельствовавших о причастности Хрущева к репрессиям тридцатых и сороковых годов.
Поэтому, уверовав в своей непотопляемости и непогрешимости, Никита Сергеевич решился подготовить и произнести знаменательную антисталинскую речь, прагматично сыгравшую ему роль подрывника позиций его соперников, чьи подписи на документах о расстрелах сохранились. Но подрывая таким образом Сталина, он взорвал и страну, не думая о последствиях.
