(Ну, какой же ты тупой!) И так с небольшими вариациями продолжается на протяжении всего дня. Охранники, конечно, давно уже поняли, что стучать бесполезно, но, вероятно, один вид лежащего под одеялом человека каждый раз снова выводит их из себя. А может, гондоны, просто из вредности стучат. Чтобы спать мне не давать.
(Спать в таких условиях действительно оказывается невозможно. Да и на нервы все-таки, что ни говори, действует. Хотя, конечно, и по хую.)
Но все в конце концов заканчивается. Закончился, наконец, и этот блядский день. Скрежет ключа, и дверь камеры начинает открываться. Я в недоумении привстаю на своей шконке. Что там еще? На пороге стоит целая толпа мусоров. Я сажусь.
— Встаньте!..
Ладно, встаю.
… Почему не убираете постель?
Я молчу. Пауза.
… Хорошо, отдыхайте.
Дверь захлопывается.
То-то же! «Хорошо, отдыхайте»… Нет у вас, значит, методов против Кости Сапрыкина! СпецСИЗО-О! ГУИ-ИН! Да пошли вы! Хотя, конечно, все это ужасно. Кошмарно! Просто страшный сон какой-то. Как приходится проводить свои последние дни? На что тратить? Тут о вечном думать надо, а я с мусорами ругаюсь. Тьфу, блядь!
Сон, кстати, что-то все никак не идет. Грустно, муторно, воспоминания со всех сторон обступают. В голову лезут. Матроска вспоминается. Костя, Витя. Как там они сейчас? Сидят себе, небось, едят свой гороховый суп с чаем и не знают, что у меня уже второй день сухой голодовки пошел. Время истекает. Стрелка падает. Впрочем, «жалеть уж поздно!..»
Я через мир промчался быстро, несдержимо…
Желал достичь — и вечно достигал,
И вновь желал. И так я пробежал
Всю жизнь.
Вспоминаю и Цыгана. Эту красивую некогда птицу, у которой «время вырвало все перья». Он ведь тоже старался жить, «все наслажденья на лету ловя». И что в итоге? Мне опять приходят на ум строки Бродского. Глядя на Цыгана, они последнее время почему-то все чаще и чаще приходили мне в голову.
Как будто будет свет и слава,
Удачный день и вдоволь хлеба.
Как будто жизнь качнется вправо.
Качнувшись влево.
У Цыгана, похоже, она уже никогда не качнется. А у меня? У меня?!
«Увидимся ль когда-нибудь мы снова?»
1 июня, воскресенье (второй день сухой голодовки)
Полное повторение вчерашнего дня. Точнее, вечера. Постоянные стуки в дверь и крики охранников. Мыслей нет, дум нет. Скука смертная. Тоска и депрессия. Вероятно, кстати, предпоследний день моей жизни. Если, конечно, адвокат насчет «трех дней летом» ничего не перепутал. Может, все-таки не три? А хотя бы пять? Или шесть?..
Тем более, что похолодание сейчас. Да и пить мне, как ни странно, пока вроде особенно не хочется…
Ну, там видно будет. Завтра посмотрим. Поглядим, какой это Сухов!
2 июня, понедельник (третий день сухой голодовки)
Нечто новенькое. Утром на проверке очередной, бравого вида разводящий (майор, по-моему) начинает мне опять угрожать.
— Со мной лучше не шутить!..
(Ты что, мудак? Какие тут шутки!?)
… Одеяло отберем!
(Ты еще скажи: в угол поставим.) И пр., и пр.
… Вы что, сейчас, когда я уйду, опять под одеяло ляжете?
Я не отвечаю. Майор некоторое время ждет, потом, поняв наконец, что ответа не будет, с возмущенным фырканьем выходит. Дверь захлопывается.
Я, естественно, опять сразу же, как ни в чем ни бывало, ложусь под одеяло. Соснуть бы. («Ну, сосни».) Минут через десять дверь снова открывается. На пороге все та же компания. Майор, блядь, со своей свитой!
— Выходите, с вещами!
Ого! Это еще что за новость? В карцер, что ли? Я чувствую, как во мне начинает закипать бешенство.
Я не горяч, но я предупреждаю,
Отчаянное что-то есть во мне.
Ты, право, пожалеешь.
Встаю и начинаю молча собирать свои вещи. Собственно, и собирать-то особенно нечего. Вон они все в пакетах в углу стоят.
— Матрас брать?
— Все берите.
Ага! Точно в карцер. Тем более, что, как я уже понял, он тут у них совсем рядом. Буквально в соседней камере. Ну, «ты, право, пожалеешь»!
Я сам неукротим сейчас и страшен,
Как эта ночь. Нас лучше не дразнить,
Как море в бурю и голодных тигров.
Да, нас, «голодных тигров», лучше не дразнить!
Выводят и заводят в соседнюю камеру.
— Одеяло и простыни мы у Вас забираем. За нарушение режима.
— Может, и матрас с подушкой уж заодно заберете?
— Зачем, матрас Ваш.
А одеяло чье? Твари! Майор выходит. Я уже просто не могу себя больше контролировать. Ярость во мне бурлит и буквально меня переполняет. Твари! Вот твари!!
Как ни странно, в камере есть форточка. Я открываю ее настежь, раздеваюсь до трусов и ложусь на холодный кафельный пол. Прямо под открытой настежь форточкой. Пол оказывается просто ледяной. Из форточки дует. (На улице похолодание.) Холод адский! Плевать!! Пусть я лучше тут сдохну, на этом грязном полу, но я не встану! Если я встану — это уже буду не я. Холод между тем усиливается. Меня начинает колотить крупная дрожь. Плевать!! Еще немного, и я наверняка получу воспаление легких (если уже не получил). А так как идет уже третий день моей сухой голодовки, организм уже ослаблен, то… В общем, вряд ли я его переживу, этот третий день.
В сущности, это конец. Не ожидал я, конечно, что он будет именно таким. Что придется замерзать, как собаке, на полу одиночной камеры спецСИЗО N 1. Достойный конец моей достойной жизни! Впрочем, не важно. Пусть все идет своим чередом. «О, будь, что суждено!»
И вот в таком положении, лежа раздетый на ледяном кафельном полу и под открытой настежь форточкой (а на улице, между прочим, колотун!) я провел пять (!) часов. После чего в дверь постучали, и равнодушный голос охранника спросил: «В баню идете?»
И тут, каюсь, я не выдержал. Слаб все-таки человек! Мысль, что вот сейчас я встану под горячий душ и смою наконец с себя всю грязь этого проклятого пола, была настолько нестерпимо-соблазнительной, что я не выдержал! Слаб, повторяю, все же человек. Отказаться в тот момент было просто выше моих сил! «Иду!»
Я встал с пола, отряхнулся, собрал свои банные вещи, сел на шконку и стал ждать.
Через несколько минут я уже с наслаждением плескался под обжигающе горячим душем. Вероятно, это-то меня и спасло. Никакого воспаления легких я в результате так и не получил. Даже не простудился!
Судьба в очередной раз бесцеремонно вмешалась и сделала все по-своему. Ведь если бы не эта баня… (Бани, между прочим, у них тут действительно по понедельникам. Это я уже потом выяснил. Так что никого ко мне специально не подсылали. Просто повезло. Так уж получилось. Случайно.)
