На решающей встрече с Витингофом 22 апреля Гофер попытался отспорить некоторые условия в акте о капитуляции, которые гарантировали бы политическую автономию Тироля при том, что он оставался бы его правителем. Или ему в этом было отказано, или он так подумал. Совершенно очевидно, что подобные амбиции неуместны во время капитуляции. Гофер ушел с совещания внешне примирившийся, с полным пониманием того, что должно случиться, и с обещанием сотрудничества и сохранения всего дела в тайне, но в итоге никаких обещаний не сдержал.
24 апреля, через день после того, как Вольф вместе со Швайницем и Веннером прибыли в Швейцарию, рассчитывая отправиться в Казерту, Дольман посетил штаб Кессельринга в пригороде Мюнхена. Он взял с собой сотрудника штаба Витингофа, немецкого врача по фамилии Ниссен, который много лет был личным врачом Кессельринга. По мнению Дольмана, Ниссен понимал образ мыслей Кессельринга лучше любого другого.
По пути в Мюнхен Дольман и Ниссен остановились в Инсбруке пообедать у Гофера. Зная, что Дольман собирается на встречу с Кессельрингом, чтобы добиться у него согласия на осуществление операции «Восход», Гофер воспользовался возможностью обсудить новый план, созревший в его голове после двухдневной давности последней встречи у Витингофа, двумя днями ранее, когда высокие амбиции генерала были сданы в архив. Дольман быстро сообразил, что настойчивый Гофер неоднозначно ведет себя в отношении «Восхода». Кальтенбруннер и Хёттль находились в Инсбруке, и Гофер явно поддерживал с ними связь. Кальтенбруннер, да и Хёттль тоже, как он сам потом признавался, планировали добиться на переговорах с союзниками «австрийской» капитуляции. Кальтенбруннер, по словам Гофера, намеревался встретиться с ними в течение ближайших часов. Мог ли Дольман оставаться с ним и вести переговоры? Дольман чувствовал себя неуверенно: Кальтенбруннер был тем человеком, с которым он меньше всего хотел бы иметь дело в данной ситуации. Дольман заявил, что он опоздает на назначенную встречу с Кессельрингом, если задержиться. Отбой он дал как раз вовремя. Было ясно, что Кальтенбруннер и Гофер объединили усилия, чтобы любыми средствами помешать планам Вольфа.
Визит Дольмана к Кессельрингу состоялся 26 апреля, в Пуллахе, близ Мюнхена. В тот момент американские армии приближались к Регенсбургу, находящемуся всего в пятидесяти милях от Мюнхена. В штабе Кессельринга Дольман узнал, что фельдмаршал почти готов стать главнокомандующим всеми германскими войсками в Южной Германии и Италии. Это означало, что командные функции Витингофа в Италии, который прежде подчинялся только Берлину, переходили к Кессельрингу. Если бы такое произошло, у Кессельринга появлялось собственное право одобрения сдачи группы армий «С», не говоря уже о его личной моральной поддержке. Кессельринг, как отметил Дольман при последних разговорах с ним, был озлоблен и саркастичен. Рейх разваливался. Кессельринг получил из Берлина приказ арестовать Геринга, если тот покажется в Баварии. Множество видных нацистов в Южной Германии пытались связаться с ним и просить у него защиты и совета. И все же Кессельринг настаивал на продолжении борьбы, по крайней мере, пока жив фюрер. Он намерен был показать пример, как надо драться до конца. Позднее Кессельринг утверждал, что главной причиной его сопротивления было желание дать возможность германским солдатам на Восточном фронте перейти на Запад и избежать русского плена, хотя в тот момент он не мог сказать это Дольману.
Дольман передал Кессельрингу последние данные о развитии операции «Восход», в том числе и о том, что Вольф только что ездил в Швейцарию вместе со Швайницем и Веннером, но при этом не упомянул о поездке эмиссаров в Казерту для подписания безоговорочной капитуляции. Он придержал эту последнюю, и важнейшую деталь из рекомендации Ниссена, предложив Кессельрингу догадываться, насколько удачно он сможет в данный момент разобраться с возникшими проблемами, тем более что Витингоф теперь стал его подчиненным. Вместо того Дольман, по его собственному рассказу, задал следующий вопрос: «Что вы будете делать, ваше высокопревосходительство, и какой ответ дадите немецкому народу, если в этот трагический момент он призовет вас к ответу?»
«Будьте уверены, – ответил Кессельринг, – что в такой ситуации я не стану колебаться и сделаю все, что в моих силах».
Дольмана успокоил такой туманный ответ. Он решил, что Кессельринг поддержит любые действия, ведущие к перемирию, если он будет свободен так поступать, то есть если Гитлер будет мертв, а генералы будут на его стороне. Дольман покинул Кессельринга с чувством значительного облегчения. Но его суждения о поступках Кессельринга были неверны, как показали события последующих дней.
Как только Дольман и Ниссен покинули 26 апреля штаб Кессельринга, тот позвонил Витингофу и попросил о персональной встрече в Инсбруке. Как ухитрился Кессельринг в эти критические для Южногерманского фронта дни оставить свой командный пост, я не знаю, но 27 апреля они встретились в районе Инсбрука, где-то на полпути между Мюнхеном и Больцано, местом встречи оказалась личная ферма гауляйтера Гофера. Присутствовали на ней помимо Витингофа и Кессельринга еще Ран и Гофер.
Гофер, похоже, не собирался много говорить. Он был незначительной фигурой на сцене и следил за другими игроками, чтобы выбрать момент, когда выбросить свои карты на стол. Апогеем совещания стало выступление Кессельринга, когда тот вновь заявил, что не согласится ни на какую капитуляцию, пока жив фюрер. Он объявил, что незнаком с фактами, но считает своим долгом верить в обоснованность заявления фюрера о том, что битва за Берлин приведет к перелому в войне в пользу Германии. А поскольку он, Кессельринг, верит в это и связан воинской присягой, он не может вступать ни в какие независимые соглашения. Витингоф и Ран не смогли поколебать его упрямства. Ран попытался оставить дверь открытой, высказав предположение, что все они действуют в потемках, так как не знают результатов поездки Вольфа в Швейцарию и условий, предлагаемых союзниками. Он предложил, чтобы Дольман тотчас же отправился в Швейцарию для встречи с Даллесом и выяснил, как идут переговоры. Кессельринг на это согласился, но это в общем-то не было уступкой. Просто весь вопрос откладывался, и можно было на данный момент прекратить дальнейшие споры.
Кессельринг поспешно вернулся в Мюнхен. Гофер остался на своем посту в Инсбруке, откуда он, очевидно, извещал Кальтенбруннера о происходящем. После совещания Витингоф и Ран остановились для коротких переговоров в Мерано, южнотирольском городе к северу от Больцано, где Ран устроил свою временную резиденцию после роспуска посольства Германии при республике Муссолини на озере Гарда.
