В то время он давал выход своему чувству бессилия, выплескивая негативные эмоции в одиночку. Он рассказал мне, что выходил за ворота ашрама, катался по песку и кричал, но это было очень детское выражение гнева. Эти вспышки приходили и через несколько минут прекращались, не оставляя в его душе ни следа.
Однажды Бхагаван, сидевший в тот момент в холле, услышал, как Натеша Айер катается по песку и воет.
«Что случилось? – спросил он. – Откуда этот шум?»
Кто-то сказал ему: «Это просто Натеша Айер снова выплескивает свой гнев».
Бхагаван засмеялся и сказал: «А, как обычно!», – и замолчал.
В. Ганешан: В свои первые несколько лет в ашраме Натеша Айер часто испытывал проблемы с чувством гнева. Другие люди на кухне регулярно провоцировали его на раздражение. Однажды я спросил его, как он справляется с этим.
«Я знал, что сердиться – нехорошо, как бы меня ни провоцировали, но все равно страдал от этих вспышек ярости. Я не контролировал их. Однажды, когда меня опять охватил гнев, я подошел к Бхагавану и рассказал ему о своей проблеме. Я почему-то спросил его, можно ли мне отправиться на круговой обход горы, хотя минуту назад даже не собирался спрашивать об этом. Бхагаван одарил меня широкой улыбкой и кивнул головой в знак одобрения. С этого самого момента каждый раз, когда я испытывал гнев, я отправлялся обходить гору. Прежде чем уйти, я простирался перед Бхагаваном. Когда я уходил, он иногда говорил людям, присутствовавшим в холле, что я совершаю круговой обход горы, чтобы дать выход приступу злости. Услышав его слова, я почувствовал, что он дарует мне свою милость и помогает справиться с этой проблемой».
Свами Раманананда: В какой-то момент Натеша Айер устал от такого обращения. Женщины-поварихи эксплуатировали его нещадно, давая непосильную работу, более того ему приходилось мириться с их грубыми насмешками, так как они знали, что он ни за что не постоит за себя. Он решил покинуть ашрам, никому ничего не сказав, и вернуться в Чидамбарам.
Поскольку он никогда не прикасался к деньгам, то вынужден был идти пешком почти сто шестьдесят километров. Рано утром еще до рассвета он простерся перед Бхагаваном, вышел из ашрама и начал свой путь домой. Он шел довольно быстро: к вечеру уже был в Виллупураме – городе, расположенном примерно в шестидесяти пяти километрах от Тируваннамалая. Он искупался в озере по дороге, намереваясь выспаться в уютной ямке, которую обнаружил в корнях тамариндового дерева. Прежде чем расположиться на ночь, он намазал лоб пеплом вибхути, закрыл глаза и мысленно помолился Бхагавану.
Открыв глаза, он увидел, что перед ним стоит Бхагаван.
«Как вы здесь оказались?!» – в изумлении воскликнул Натеша Айер.
Бхагаван улыбнулся и сказал: «Насколько далеко ты ушел от меня?»
По словам Натеши Айера, он буквально растворился в слезах, не в состоянии ответить Бхагавану. Затем видение Бхагавана зашагало прочь от него по направлению к Тируваннамалаю. Натеша Айер, хоть и был измучен долгой дорогой, без промедления последовал за ним и шел до самого Тируваннамалая. Фигура Бхагавана в конце концов растворилась в темноте, но Натеша Айер чувствовал, что Бхагаван все время идет впереди и ведет его домой. Наутро он вернулся в ашрам.
Когда он вошел в холл и простерся перед Бхагаваном, Бхагаван улыбнулся ему точно так же, как улыбнулся в Виллупураме, и задал тот же самый вопрос: «Насколько далеко ты ушел от меня?»
Натеша Айер снова разрыдался. Он вернулся в столовую, ничего не ответив Бхагавану, и снова приступил к своей работе. С того самого дня он проглотил свою гордость и смирился с условиями работы, научившись отдавать свои печали Бхагавану.
После этого случая у Натеши Айера начался процесс отдачи себя Бхагавану, кульминацией которого стало понимание и прямое переживание, что Бхагаван – не тело, очевидное для всех в ашраме. Он однажды рассказал мне об этом.
«Бхагаван не был чем-то таким, что можно вообразить умом. Мы должны признать свое невежество и свою неспособность сказать о нем хотя бы слово правды. Когда мы признаем, что Бхагаван непостижим, когда откажемся от своего желания понять и объяснить его, мы погрузимся в глубокое безмолвие, которое является переживанием реального Бхагавана внутри нас.
Это и произошло со мной. Я не могу рассказать вам ничего о Бхагаване, потому что реального Бхагавана невозможно объяснить словами. Это сладкий вкус, который вы можете познать, лишь попробовав его».
Натеша Айер редко имел возможность говорить с Бхагаваном, так как в присутствии Бхагавана его ум обычно проваливался в безмолвие, в котором невозможно было разговаривать.
Когда я спросил его, о чем он беседовал с Бхагаваном, он улыбнулся и ответил: «Бхагаван для меня был кем-то наподобие Дакшинамурти. Внутреннее ощущение его присутствия погружало меня в такую тишину, что у меня редко возникало желание открывать рот в его присутствии. Чаще всего ни мысль, ни желание получить ответ не могли победить эту силу безмолвия».
Однако иногда он пересказывал ответы, которые Бхагаван давал при нем другим преданным. Поскольку женщины в кухне часто разговаривали с Бхагаваном, у Натеши Айера была хорошая возможность слышать, что он отвечал им.
Когда одна из женщин пожаловалась на тяжелую работу, которую она вынуждена была выполнять, Бхагаван сказал: «Не придавай никакого значения тому, что делает тело. Старайся выйти за его пределы и быть его свидетелем. Ты думаешь, что страдаешь, но на самом деле вся эта работа по кухне – благословение для тебя, ведь ты кормишь стольких преданных! Ты можешь передавать это благословение людям, принимающим здесь пищу, если будешь правильно относиться к работе. Если ты выполняешь свою работу с умом, обращенным вовнутрь, качество пищи, которую ты готовишь, неуловимо изменится. Преданные, которые едят пищу, приготовленную с обращенным вовнутрь умом, заметят, что их собственный ум тоже обратился вовнутрь».
Каждый раз приходя в ашрам, я намеренно искал Натешу Айера и общался с ним. Неоднократно, когда я приезжал в ашрам, он спрашивал меня: «Я рассказывал тебе о том случае, когда я смотрел, как оперировали Бхагавана?» Это была его любимая история. Он никогда не уставал рассказывать ее и при этом никогда не извинялся за то, что повторяет ее столько раз. Я слышал ее, наверное, не меньше сотни раз.
«Я был помощником Бхагавана, – рассказывал он, – когда ему вырезали раковую опухоль. В те несколько часов я со всей ясностью осознал, что Бхагаван имел в виду, когда говорил: «Я не есть тело». Его поведение на протяжении всей операции явно демонстрировало, что тело было для него чем-то вроде одежды.
