В начале девяностых вы возглавляли Венский кинофестиваль и сняли в Вене цикл из восьми получасовых фильмов «Урок кино». Гости ваших лекций — прямое подтверждение тому, что кино — воистину искусство невежд и истоки кинематографа, вне всяких сомнений, — «сельские ярмарки и цирк».
«Урок кино» продемонстрировал широкой публике, как, по моему мнению, должна быть устроена киношкола. Каждый день в цирковой шатер на фестивале приходили разные гости. Например, нью-йоркский иллюзионист Джефф Шеридан. Как и мой сын Рудольф (он тоже иллюзионист и учился у Джеффа), — я безмерно восхищаюсь тем, как этот человек творит перед публикой волшебство, не произнося за все представление ни слова. Иногда я жалею, что я режиссер, а не иллюзионист. Я бы работал на улице, в непосредственном контакте с людьми, устраивал бы маленькие спектакли с помощью одних только рук, как Джефф Шеридан. Мастерство иллюзиониста в том, что он может направить наше внимание туда, куда ему нужно, — и это, безусловно, один из секретов и кинематографа тоже. Режиссер должен завладевать вниманием зрителей настолько, чтобы они следовали за каждым поворотом сюжета. Недаром великий первопроходец кинематографа Жорж Мельес[96] до того как начал снимать кино, работал иллюзионистом. Как сказал Джефф, главная задача иллюзиониста — сокрушить логику и рациональность. Кино похоже на реальность, но на самом деле это лишь сложная иллюзия.
Другим моим гостем был Филипп Пети[97], канатоходец и по совместительству эксперт по вскрытию замков — вот навык, необходимый каждому режиссеру. Представьте: нужно снять эпизод на улице, а поперек кадра стоит грузовик, и его необходимо убрать. Когда я оказался в такой ситуации и хозяин не согласился переставить машину, я вскрыл ее, откатил на сотню ярдов, а через пару часов вернул на место.
Герой серии «Фантастические пейзажи и алгебраизация немыслимых пространств» — Камаль Сайфул Ислам, специалист по космологии из Бангладеш, работавший в свое время в мюнхенском Институте Макса Планка. Я показывал на экране детали фантастических пейзажей Альтдорфера, Геркулеса Сегерса, Грюневальда и Леонардо да Винчи и рассказывал о внутренних пейзажах в кинематографе. Камаль Сайфул Ислам говорил, что существуют пространства, недоступные человеческому разуму, однако подтвержденные алгебраическими методами. Например, бутылка, у которой есть внутренняя поверхность, но нет внешней. Он говорил о кино будущего, доказывая существование объектов и образов, которые мы на сегодняшний день не можем представить. Я тогда подумал о временах Колумба, когда люди не решались плыть на Запад, потому что боялись упасть с края Земли. Сегодня любой школьник объяснит, почему это невозможно, и почему сила тяжести удерживает нас на поверхности, как далеко бы мы ни отправились. Как знать, может быть, когда-нибудь появится кино, которое сегодня так же непостижимо для нас, как понятие гравитации — для современников Колумба.
Ничего, что ни одна живая душа в шатре не понимала эту экзотическую абстрактную математику. С неистовым увлечением мы обсуждали темы, которые давно меня занимают, например, неподвижное положение во вселенной. Это легко объяснить на примере трехмерного пространства: если вы повеситесь на чердаке и кто-нибудь найдет ваше болтающееся тело — что должен сделать этот человек, чтобы зафиксировать труп в неподвижном положении? Ответ прост — одной веревкой привязать вас за лодыжки к полу, чтобы вы не раскачивались, а другой — за пояс к стене, чтобы не крутились вокруг своей оси. Но сколько веревок потребуется, чтобы зафиксироваться во вселенной в абсолютно неподвижном положении?
Надеюсь, те, кто приходили на наши лекции, поняли главное: чтобы стать режиссером, нужна не учеба в классической киношколе, а неуемное воображение и ум, смятенный самыми неожиданными вопросами. «Фицкарральдо», как вы знаете, возник из тайны доисторических людей и гигантских валунов.
Но вы ведь наверняка применяете в работе аналитический подход. Ну, хотя бы в какой-то мере. Вы же говорили, что поняли, из чего складывается кино, когда шла речь о «Зорро» и «Докторе Фу Манчу».
Я бы не стал называть это «аналитическим» подходом, я вообще не очень склонен к анализу. Тогда, в детстве, я просто неожиданно стал смотреть кино по-другому, спрашивать себя: почему в фильмах о Зорро на ранчо никогда не бывает кур? Почему герой вестерна никогда не ест лапшу? Почему у Зорро черный костюм, хотя обычно в черном Плохой? В финальной перестрелке Хороший стреляет слева направо или справа налево? Это, конечно, не анализ в традиционном смысле.
Я очень быстро понял, что большинство режиссеров придерживаются определенных правил. Представьте себе героя вестерна в кровати под уютным пуховым одеялом. Это же в принципе невозможно! Если ковбой устал, он ложится прямо у костра, положив под голову седло и накрывшись грубым одеялом. Единственное исключение — когда он поднимается на второй этаж салуна, в комнату хорошенькой певички и ложится на идеально заправленную постель. Но обязательно на покрывало — не под него, — скрестив ноги и закинув сапоги со шпорами на медную решетку кровати. О том, чтобы накрыться одеялом, и речи быть не может! Хороший всегда появляется из ниоткуда, верхом на лошади, а уходя, скачет вдаль, исчезая за горизонтом. Всегда остается загадкой, откуда прибыл герой, и куда направляется. Кроме того, как мне кажется, существуют очень строгие, непреложные, как и другие законы этого жанра, правила относительно главной перестрелки. Подобные прочно укоренившиеся вещи указывают на противопоставление кочевого и оседлого образа жизни.
По той же причине в вестернах не найти ни одной курицы. Понятно, на настоящих ранчо кур было полно, но домашняя птица — признак оседлости, а оседлость в мире вестернов неприемлема. Еще можно спросить себя, чем же питается ковбой? Разумеется, он никогда не ест в помещении, хотя выпить может. Но непременно виски, и чтобы стакан проехался по барной стойке. Ни при каких обстоятельствах ковбой не может пить апельсиновый сок! Сок такое же табу, как спагетти. Чтобы герой ел лапшу или картошку? Никогда. Только фасоль и бекон, поджаренные на сковороде на костре. Ни при каких обстоятельствах он не может приготовить себе яичницу, это было бы нарушением железных законов вестерна. А кофе обязательно черный, без сахара, обязательно крепкий и обязательно из жестяной кружки. В общем, не то чтобы это имело непосредственное отношению к анализу, но и не настолько глупо, как может показаться на первый взгляд. Задавайте себе вопросы, ищите скрытые механизмы — и вы найдете великое множество других правил вестерна или любого другого жанра.
