Екатерина де Геккерен умерла 34 лет от роду и похоронена в фамильном склепе баронов Дантесов в Сульце. Жорж остался тридцатилетним вдовцом с четырьмя детьми и дожил до глубокой старости, став богатым и известным во Франции человеком, сенатором. Храня верность своей супруге, больше никогда не женился и умер 83 лет в родном доме, окруженный детьми, внуками и правнуками.
В Петербурге Наталья Николаевна жила скромно и уединенно. Красота ее нисколько не поблекла, в ней появилось что-то новое, одухотворенное… «Бог мой, как она хороша, эта мадам Пушкина, — она в высшей степени обладает всеми теми целомудренными и умиротворяющими свойствами, которые тихо привлекают взгляд, пробуждают в сердце того, кто их наблюдает, мысль, я бы сказал, почти религиозную. Жаль, что ее лицо так серьезно, но когда по временам на ее губах мелькает улыбка, как ускользающий луч, тогда в ее ясных глазах появляется неизъяснимое выражение трогательной доброжелательности и грусти, а в ее голосе есть оттенки нежные и немного жалобные, которые чудесным образом сочетаются с общим ее обликом…» — восхищался современник, встретив Наталью Николаевну после долгого отсутствия.
Поначалу все ее посещения ограничивались родными, да еще семейством Карамзиных, Вяземских, Мещерских и других ближайших друзей Пушкина. Появления ее даже в этом узком кругу знакомых отмечались как события. 10 декабря 1840 года Плетнев пишет Гроту: «В 11 часов вечера поехал к Карамзиным. Там было все, что только есть прекраснейшего между дамами в Петербурге, начиная с Пушкиной, поэтши, да молодой Соллогуб». Из других писем известно, что ездила Наталья Николаевна и на концерты, бывала и на придворных балах, но находилась всего лишь — на хорах, наблюдая оттуда, как танцует сестра-фрейлина.
По-дружески был очень близок ей кн. Вяземский, который до известной степени как бы руководил ею в сношениях с обществом, часто бывал у нее, звал к себе в семью, сопровождал в театры и на вечера. Шутливо он писал о ней: «Наша барыня со дня на день прекрасней, милее и ненагляднее, она и всегда была такая красавица, что ни пером описать, ни в сказке не рассказать, но теперь нашла на нее такая тихая и светлая благодать, что без умиления на нее не взглянешь» (1840).
И все-таки уединенная сельская тишина неудержимо влекла к себе «поэтшу». Лето 41-го и почти полгода 42-го она вместе с детьми провела в Михайловском. И если бы дом был пригоден для жилья в зимнее время, она осталась бы там и на больший срок. В один из приездов Наталья Николаевна поставила памятник на могиле мужа.
В 1843 году она впервые после смерти Пушкина появилась при дворе. Художник Гау, присланный Ее Величеством, написал портрет молодой вдовы.
«Силою обстоятельств Наталья Николаевна понемногу втянулась в прежнюю светскую жизнь, хотя и не скрывала от себя, что для многих это служит лишним поводом упрекнуть ее в легкомыслии и равнодушном забвении. Но она не в силах была устоять деспотическому влиянию тетушки, настаивавшей на принятии любезных или лестных приглашений и не допускавшей даже мысли об отклонении от чести появляться при Дворе. А император часто осведомлялся о ней у престарелой фрейлины, продолжая принимать живое участие в ее судьбе, интересуясь изданием сочинений Пушкина, входя в материальное положение осиротевшей семьи и выражая желание, чтобы Н.Н. по-прежнему служила одним из лучших украшений его царских приемов. Одно появление ее при Дворе обратилось в настоящий триумф. В залах Аничкова дворца, взамен обычных танцевальных вечеров, на которые ввиду их интимности добивались приглашения как знака высочайшей милости, состоялся костюмированный бал в самом тесном кругу. Екатерина Ивановна выбрала и подарила племяннице чудное одеяние в древнееврейском стиле — по известной картине, изображавшей Ревекку… Как только начались танцы, Николай Павлович, заметя ее высокий рост, направился к Н.Н. и, взяв за руку, повел к императрице, сказав во всеуслышанье: «Смотрите и восхищайтесь!» Александра Федоровна послушно навела лорнет на нее и со своей доброй чарующей улыбкой ответила: «Да, прекрасна, в самом деле прекрасна! Ваше изображение таким должно бы было перейти к потомству» (А. П. Арапова).
История с Гриффео и другие…
Пространные письма писал пятидесятилетний князь Петр Андреевич Вяземский тридцатилетней Наталье Николаевне Пушкиной. На правах старинного друга поэта он пытается предостеречь от «опасности» молодую женщину, вдову Пушкина. «Я всегда вам говорил, что вы должны остерегаться иностранцев…» О чем речь?
На первом листке письма рукой Натальи Николаевны сделана надпись: «Aff Grif» — это сокращенное от Aff(aire) Grif(feo), по-русски — история с Гриффео. «Истории» в самом деле никакой не было. Этот Гриффео — граф, дипломат, секретарь неаполитанского посольства был поклонником Натальи Николаевны, встречался с ней в салоне Карамзиных, но никаких ответных чувств у нее не вызвал.
Граф Гриффео оказывал внимание красавице Пушкиной, видимо, без серьезных намерений. Поняв, что с ней нельзя ожидать легкого романа, он вскоре увлекся другой женщиной, о чем Вяземский сообщает Наталье Николаевне в самых язвительных выражениях: «Гриффео уезжает из Петербурга на днях; его министр уже прибыл, но я его еще не встречал. Чтобы немного угодить вашему пристрастию к скандалам, скажу, что сегодня газеты возвещают в числе отправляющихся за границу: Надежда Николаевна Ланская». Так ли это или только странное совпадение имен?
Надежда Николаевна Ланская была женой Павла Петровича Ланского, брата будущего мужа Натальи Николаевны. Газетное сообщение намекало на то, что Надежда Николаевна оставила своего мужа и уехала с Гриффео за границу. Бракоразводный процесс длился более двадцати лет. И случилось так, что сын Надежды Николаевны, оставленный матерью, впоследствии нашел приют в семье Натальи Николаевны Пушкиной-Ланской. В ее письмах 1849 года часто встречается имя Паши Ланского…
Спустя некоторое время князь Петр Андреевич Вяземский снова берется за перо для очередного предостережения… Письмо в высшей степени откровенное, дерзкое, интригующее, интересное во многих отношениях. «Ваши друзья — ваши ярые враги», «любовь, которую я к вам питаю»… На этом письме Наталья Николаевна, не опасаясь быть скомпрометированной, поставила помету: «Aff(aire) Alex(andre)» — история с Александром. Вяземский отмечал, что вдова Пушкина сумела «придать достоинство и характер святости своим поведением», однако настоятельно советовал воздержаться от посещения салона Карамзиных, в котором в свое время так любил бывать Пушкин, чувствуя глубокую дружескую привязанность к жене историка Карамзина Екатерине Андреевне. (Она была внебрачной дочерью князя Андрея Ивановича Вяземского, стало быть, сестрой князя Петра Андреевича Вяземского.)
