в суд за клевету. Судьи (после двухлетнего процесса!), наконец, принимают решение, что она создала нечто новое своими танцами, но ответчик-театрал отказывается выплатить ей компенсацию.
Но главным недостатком Маты Хари оставались ее образ жизни, несерьезный, непостоянный, ее тяга к переменам и огромная расточительность, приводящая к вечной нехватке денег и, прежде всего, к постоянному поиску богатых и щедрых мужчин, готовых профинансировать ее роскошный стиль жизни. Так в ее жизни все большую роль начинает играть проституция. Она уже была многолетней содержанкой богатых мужчин в Париже, Амстердаме, Берлине и Мадриде, но ее расточительность и параноидальный страх бедности — несомненно, пришедший от детства и от неудачного брака — заставляют ее идти на все новые, обычно мимолетные сексуальные связи с мужчинами, которые могут щедро заплатить за них.
Когда разразилась Первая мировая война, Мата Хари была в Берлине. У нее там был зажиточный любовник-немец, помещик и гусарский лейтенант Альфред Киперт. Кроме того, ей предложили работу во второклассном театре в оперетте «Вор, укравший миллион». Но назначенная на начало сентября премьера была отменена. Запланированное возвращение во Францию через Швейцарию уже невозможно. Как и другие иностранцы, голландская подданная сначала не может получить разрешение на выезд из Германии, а с введением военного положения и на нее распространяются строгие ограничения, налагаемые на иностранцев. В Германии ее несколько раз арестовывают, как сообщала Мата Хари французским следователям, ее считали подозрительной как русскую и, следовательно — шпионку: «Полиция обращалась с иностранцами как со зверями». Наконец, в середине августа ей удалось выехать в нейтральные Нидерланды. Ее старый друг и покровитель барон Эдуард ван дер Капеллен позаботился об ее материальном благополучии. Ее выступления в декабре 1914 года в Королевском театре Гааги, а затем в Арнеме оказываются даже небольшим сценическим успехом. Но тихая жизнь в нидерландской провинции не для нее. Несмотря на войну в Европе, она снова появляется в Париже, где поселяется в собственном доме (в Нелли), который подарил ей французский банкир и бывший любовник, и по-прежнему надеется на театральный успех.
Для космополитки Маты Хари начало войны стало катастрофой во всех отношениях. Конец «прекрасной эпохи» и вспыхнувший национализм имели печальные последствия для ее экстравагантного стиля. Внезапно отошло в прошлое все, к чему она привыкла, — легкие и неконтролируемые путешествия, частые переезды и пребывания в дорогих отелях, а также то, что полиция раньше очень редко интересовалась личностью ее часто менявшихся сексуальных партнеров. Воюющие (а часто и нейтральные) страны запретили почти все путешествия, ввели ограничения почти во всех общественных и личных сферах жизни и требовали от своих подданных безусловной лояльности.
Первая действительно тотальная война в европейской истории велась не только на многочисленных полях сражений. И на так называемых «внутренних фронтах» и особенно в головах людей она принимает новые формы массовой мобилизации и оказания влияния. Правительственная пропаганда и манипуляция становятся повседневным явлением на войне, как и постоянное расширение прав государственных органов, особенно осуществляемых ими контроля и цензуры. Несмотря на провозглашенные в начале войны в Германии Burgfrieden («гражданское согласие») и во Франции Union Sacree («священный союз») между всеми парламентскими партиями, общественными организациями и союзами, недоверие к предполагаемым врагам государства и к социальным аутсайдерам очень велико. И чем больше потерь приносит затянувшаяся война, чем призрачнее шансы на скорую победу, тем сильнее это недоверие. Особенно разрушительную роль в массовом сознании начинают играть так называемые шпионы и предатели.
Уже в первые дни войны во всех проводящих мобилизацию странах происходят беспрецедентные и массовые выступления против иностранцев и против лиц, считающихся ненадежными для нации. Иногда опасно даже говорить с чужеземным акцентом. Погромы, поджоги и единичные случаи судов Линча происходят прямо на глазах у полиции. Потому власти требуют интернировать всех проживающих в стране «враждебных иностранцев». Ипподромы (в Берлине), удаленные поселения (остров Мэн) и стадионы (в Париже) превращаются в места массового пребывания иностранцев из враждебных государств; многие из этих лагерей просуществуют всю войну. Быстрое введение осадного или военного положения правительствами с предоставлением полицейским органам широчайших полномочий приводит сначала к временному успокоению внутренней ситуации. Одновременно в населении этих стран возрастает чувство мнимой или постоянной опасности для внутренней безопасности. Большое значение имели при этом «представления о конспиративной войне» (Гундула Бафендамм), то есть рассказы о том, что то или иное событие на войне было результатом шпионажа или измены. Мата Хари была не первой публичной жертвой этих конспиративных фантазий и страхов, и она не будет последней.
Распространившуюся по всем ведущим войну странам шпиономанию никак нельзя назвать плодом Первой мировой войны. Еще в довоенное время, прежде всего радикальные правые политические силы во Франции («Французское действие») пытались (тогда еще безуспешно) представить проживавших там иностранцев как потенциальных шпионов, а их предприятия — как резидентуры. Журналист Леон Доде в августе 1914 года возобновил свою резко направленную против Германии полемику и добился заметного «успеха». И серьезные газеты как Paris-Midi и L'Echo de Paris тоже включились в кампанию против немецких шпионов. Для Доде атаки регулярной немецкой армии на фронте и действия оперирующих в тылу у французов немецких шпионов — две стороны одной медали, которые лишь вместе взятые образуют картину «тотальной войны». В 1915 г. Доде основывает La Ligue pour la guerre d'appui («Лигу содействия войне»). Ее члены обязуются сообщать властям о любом подозрительном поведении своих сограждан (смена мест жительства, поездки). И хотя большинство французов отмахивается от его предложений, как от пропаганды, а праворадикальное «Французское действие» не может представлять собой всю картину французской военной прессы, тем не менее экстремистский лексикон Доде и его враждебные по отношению к иностранцам мысли порой играют роль катализатора для увеличения общественной поддержки распространявшимся фантазиям о шпионах и заговорах.
Радикальная агитация Доде направлена не только против вражеских шпионов и их помощников во Франции. К его заслугам можно отнести и уход в отставку либерального министра внутренних дел Луи-Жана Мальви, ставшего в августе 1914 года одним из архитекторов «Священного союза». Французские правые проводят беспрецедентную кампанию ненависти и клеветы против радикального социалиста Мальви, что вынудило его уйти в отставку в августе 1917 года. В 1918 году Верховный суд приговорил его к пяти годам ссылки за серьезные служебные ошибки, причинившие вред внутренней безопасности. Еще один радикальный социалист, довоенный премьер-министр Жозеф Кайо, в 1911–1912 годах сторонник проведения миролюбивой политики по отношению к кайзеровской Германии, был вынужден после войны держать ответ перед политическим судом Сената за предполагаемые контакты с противником. Следствие против Кайо вел в 1920 году судебный следователь третьего парижского военного суда Пьер
