За надругательство над головой казненной Легро приговорили к неделе тюрьмы и нескольким часам у позорного столба, однако наказания он, кажется, так и не понес.
Тело Шарлотты Корде отвезли на кладбище Мадлен и опустили в ров № 5, между рвами № 4, где покоилось тело Людовика XVI, и № 6, куда в скором времени сбросят тело Филиппа Эгалите. Во время Реставрации кладбище будет ликвидировано и останки погребенных на нем людей затеряются в недрах бурно строящегося Парижа.
Пишут, что череп мадемуазель Корде сохранился. Ленотр сообщает, что на Парижской выставке 1889 года в отделе антропологии, рядом со скелетами, найденными при закладке фундамента Эйфелевой башни, лежал череп, табличка рядом с которым гласила: «Череп Шарлотты Корде. Принадлежит принцу Ролану Бонапарту»[87]. Но исследования показали, что череп этот не зарывали в землю и не держали на открытом воздухе, а хранили в ящике или шкафу, то есть в месте, защищенном от вредных атмосферных воздействий. «Неужели в 1793 году нашелся настолько экзальтированный фанатик, который, рискуя собственной жизнью, в ночь после казни вырыл из земли голову героини? Или кто-нибудь купил у палача эту кровавую реликвию?» — задается вопросом историк. А может быть, когда труп Шарлотты доставили в анатомический театр для осмотра, кто-то из врачей отпрепарировал голову и сохранил ее как редкость?
Жан Эпуа в своей книге о процессе над Шарлоттой Корде, опубликованной в 1980 году, пишет, что череп Шарлотты выставлялся в 1965 году на выставке «Марат, медицина и революция» в музее Гойи в городе Кастр. Его поместили рядом с посмертной маской Марата. Так произошла вторая — посмертная — встреча Красавицы и Чудовища.
По словам Эпуа, какое-то время череп принадлежал литовскому князю Радзивиллу, к которому он попал от одного из знатных родственников. Концом цепочки родственников Эпуа называет уже упомянутого Ролана Бонапарта, а «первоисточником» Сансона. По его предположению, палач сохранил голову как улику в деле Легро, а потом, когда надобность в ней отпала, подарил ее Дантону, а тот, в свою очередь, сделал подарок собирателю реликвий революции (а затем и империи) Сент-Альбену. Некоторые утверждают, что Сент-Альбен показывал друзьям не череп, а именно голову Шарлотты, погруженную в сосуд с формалином, и можно было отчетливо разглядеть полуприкрытые веки, впалые щеки и светлые волосы. Впрочем, об останках людей, вошедших в историю, всегда ходит немало преданий и легенд… По мнению краниологов, череп Шарлотты особых примет не имел, только лоб был низкий, «как у самых прекрасных женщин греческих изваяний», да один из врачей обнаружил на лобной кости ряд особенностей, обычно присущих черепам мужчин.
Почитатель Шарлотты Корде, который спустя почти тридцать лет после ее гибели приехал в Кан, чтобы на месте собрать сведения о ней, с грустью констатировал, что «память о ней угасла и самое имя ее предано забвению». «Устроители Террора более справедливо отнеслись к этой женщине: они хотели снести ее дом, а на его месте поставить колонну с надписью: "Здесь стоял дом Шарлотты Корде!"» — укорял потомков пылкий почитатель[88]. Но он был не прав. Память о Шарлотте Корде, в отличие от культа Марата, мгновенно вспыхнувшего и столь же стремительно угасшего, всегда напоминала ровное пламя, погасить которое не смогли ни смены правительств, ни мода, ни изменения в отношениях к событиям революции. Одна за другой появлялись посвященные Шарлотте картины, портреты ее украшали веера и бонбоньерки. Отмечают, что за сто лет о Шарлотте Корде было написано пьес почти в сорок раз больше, чем о Жанне д'Арк за пять веков. Но если в сочинениях об Орлеанской деве всегда присутствовало слово «подвиг», то многие, прославлявшие героизм и мужество девы из Нормандии, этого слова избегали…
Шарлотта Корде вошла в Историю в один из наиболее бурных и разрушительных ее периодов, поэтому когда биографы принялись восстанавливать небогатую событиями жизнь Шарлотты, многих свидетелей либо уже не было в живых, либо отыскать их не представлялось возможным. Сама Шарлотта дневниковых записей не вела, поэтому каждая строка, написанная ее рукой, становилась поистине бесценным свидетельством ее образа мыслей. Письма Шарлотты из тюрьмы не были отправлены адресатам, равно как и «Обращение» не сразу прочитали «друзья законов и мира». Издатель «Бюллетеня Революционного трибунала» попросил у Фукье-Тенвиля письма Шарлотты, чтобы опубликовать их на своих страницах. Тенвиль направил запрос в Комитет общественной безопасности, но там ему ответили, что комитет считает ненужным и даже опасным публиковать письма «этой необыкновенной женщины, которая и без того вызывает большой интерес у недоброжелателей».
Если именовать «недоброжелателями» тех современников, кто сочувствовал Шарлотте, восхищался ею и ее героическим самопожертвованием во имя республики, главным «недоброжелателем» должен считаться, разумеется, Адам Люкс. Потрясенный ее казнью, Люкс вернулся к себе в каморку и взялся за перо. Через день в Париже появился изданный в типографии манифест, оправдывавший «тираноубийцу» Шарлотту Корде и превозносивший ее наравне с Катоном и Брутом.
«Убийство дозволено, если человек угрожает свободе, если он попрал законы и его нельзя по закону покарать за совершенные им злодеяния. Убийство дозволено, когда генерал предает отечество и обманывает армию. Убийство дозволено, когда администратор узурпировал власть, и свергнуть его можно, только лишив его головы. В иных случаях убийство допускать нельзя. Когда власть узурпировала анархия, нельзя допускать убийство, ибо анархия подобна сказочной гидре, у которой на месте отрубленной головы немедленно отрастает три новых. Вот почему я не одобряю убийства Марата. И хотя этот представитель народа превратился в истинное чудовище, я все равно не могу одобрить его убийства. И я заявляю, что ненавижу убийство и никогда не запятнаю им свои руки. Но я воздаю должное возвышенной отваге и восторженной добродетели, ибо они вознеслись над всеми прочими соображениями. И призываю, отринув предрассудки, оценивать поступок по намерениям того, кто его совершает, а не по его исполнению. Грядущие поколения сумеют по достоинству оценить поступок Шарлотты Корде.
Скромная и очаровательная девушка из благородной семьи, пылая любовью к отечеству, решила пожертвовать собой ради отечества, которому грозит опасность, и лишила жизни человека, которого считала источником всех бед, постигших общество. Не посвятив никого в свои замыслы, она покинула домашний очаг. Презрев страшную жару, она отправилась в дальнее путешествие, приехала в город и осуществила свой план, дабы спасти жизнь тысячам людей. Она знала, какая участь ей уготована, но не думала о последствиях. До последнего вздоха она сохранила мужество и невыразимую кротость: присутствие духа не покидало ее ни на минуту. Перед смертью она написала свое знаменитое письмо Барбару; это письмо произвело на меня столь глубокое впечатление, что я даже не пытаюсь найти для него нужных слов: герои будущих поколений оценят это письмо по достоинству.
