Я с ужасом смотрю на сторожа. Его тонкие усы дергаются, глаза недоверчиво сужаются. Я качаю головой и делаю еще один шаг назад, но потом случается то, чего я никак не ожидал: сторож кивает, поворачивается и возвращается в свою будку.
Путь на электростанцию свободен. Толстый мальчик довольно отдувается и делает первый шаг. Девочка, заметив, что я все еще сомневаюсь, манит меня рукой. Я сдаюсь и прохожу за ними на территорию электростанции. Мы идем мимо трубы и сворачиваем за угол, где нас подзывает пожилой господин в строительной каске. Он просит меня показать ему свой паспорт, а дети тем временем рассказывают ему что к чему. Он кивает и пропускает нас дальше. Мы заходим в высокое бетонное здание с темными окнами.
– Гостиница, – сообщает девочка и взбегает вслед за мальчиком по лестнице.
Мне приходится бежать через ступеньку, чтобы успевать за быстрыми детскими ножками. Мы останавливаемся только на пятом этаже, перед столиком в длинном коридоре.
– Тетя! – зовет мальчик, и девочка повторяет за ним. Их голоса замолкают, но вдруг откуда-то действительно появляется тетя. Она обескураженно показывает на меня пальцем, но мальчик тут же начинает что-то ей говорить, и, хотя она почти все время качает головой, ее рука все-таки тянется за формуляром и кладет его передо мною на стол.
Оказывается, гостиница для сотрудников электростанции, которые остаются тут по понедельникам. Я заполняю все поля, и там, где написано «единица учета», я пишу «гость из Пекина». Двадцать юаней ложатся на стол, и тетя открывает для меня дверь. Когда дети уходят, я падаю на кровать и пару минут дышу глубоко, пока внутри не унимается дрожь от напряжения.
– Ложись-ка спать пораньше да отдохни как следует, – покровительственно посоветовал мне толстый мальчик, хозяйски указывая на постель.
Подхожу к окошку, отдергиваю занавеску и смотрю на трубу, дымоходы и зону погрузки. Как раз подъезжает поезд, полный угля, снуют стрелы кранов, клапаны дымят. Вечерний воздух наполнен громким свистом и гулом: так стучит сердце электростанции.
На следующее утро я подхожу к воротам, машу рукой охранникам, получаю в ответ дружелюбную улыбку и приветствие из-за оконных стекол.
– Живу здесь, как червяк в мешке с рисом, – сообщил я вчера вечером Джули по телефону, хвастаясь, что я настолько глубоко проник в промышленную жилу Ланьчжоу, что никто не может меня отсюда достать.
Она рассмеялась:
– Поверь мне, если бы кто-то захотел, ты бы вылетел оттуда за две минуты!
– А почему никто этого не захотел?
Она подумала несколько секунд, и в это время до меня и самого дошло:
– А, так толстый мальчик был сыном начальника!
Я спешу отсюда прочь. Ноги сами несут меня мимо серых многоквартирных муравейников и ужасных фабрик. Они не успокаиваются, пока не приводят меня вниз, к реке, где слабее доносится шум и запах тяжелой индустрии.
Я вижу горы и слышу нежное журчание воды, я оборачиваюсь и замечаю, что башни электростанции маленькие. Я иду вдоль реки на запад. Заметив храм на одном из холмов, я вспоминаю мастера Яня и его храм Пяти Святых. Однако, когда я поднимаюсь, перед моими глазами предстают лишь запертые молитвенные залы и тканевые вымпелы, которые развеваются на ветру. Не слышно ни одного колокольчика. Вокруг меня возвышаются молчаливые коричневые горы. Они кажутся лысыми и жесткими.
Улица проходит по району, как вена по руке. Магазинчики, закусочные и мастерские толпятся на ее обочине, и время от времени мне кажется, что я снова оказался в деревушке Гучэн, и повстречал Чжу Хая, приехавшего разделить со мной горшочек фондю. Я достаю телефон и пишу ему эсэмэс о том, что пора охлаждать колу, потому что я уже прошел полпути к его дому. Ответ приходит быстро: «Будь осторожен, маленький Ляй, впереди тебя ждет совсем непростая часть пути!»
Над улицей висит объявление. На голубом фоне нарисованы две белые стрелки, слева написано «ТИБЕТ», справа – «СИНЬЦЗЯН». Здесь дорога разветвляется на два направления, но я задумываюсь не над выбором направления.
Я не могу поверить своим глазам: передо мной стоит дом, килем разбивающий улицу пополам. К стене дома пристроен фруктовый ларек. Рядом, скрестив ноги, сидит мужчина и угрюмо смотрит на меня. А я стою и ухмыляюсь, глядя на подозрительно знакомую надпись за его спиной:
«САЛОН-ПАРИКМАХЕРСКАЯ ИЗ ВЭНЬЧЖОУ».
Занавески в окнах задернуты.
Я останавливаюсь, чтобы рассмотреть мужчину, фрукты и явно липовую парикмахерскую за его спиной. Я задумываюсь, понимает ли этот человек, в каком необыкновенном месте он сидит?
Этот перекресток как будто из сказки: каждый попавший сюда путник должен решать, хочет ли он попасть в горы или в пустыню, привлекает ли его сладость фруктов или лоно женщины, или же ему следует спросить совета у оракула, охраняющего перекресток и сверлящего его окаменевшим взглядом.
Я останавливаюсь. Мужчина закуривает сигарету и смотрит с подозрением. Я тем временем трепещу от волнения, когда представляю себе, что мог бы сейчас выбрать левую дорогу и выйти не на просторы Синьцзяна, а к высокогорью Тибета.
Я вспоминаю ползущую женщину. Сколько времени прошло с тех пор, как я видел ее? Уже месяц? Далеко ли она продвинулась с тех пор? Я пытаюсь представить себе, как она выберет на этой развилке дорогу в сторону Тибета, в какой-нибудь высокогорный храм или монастырь, и проползет мимо этого мужчины, не удостоив его взглядом. Она будет передвигаться на руках и ногах в сторону Лхаса или Шигадзе.
Решившись наконец тронуться в путь, я молча машу рукой мужчине и его фруктам и направляюсь в сторону Синьцзян. Я прохожу не больше сорока или пятидесяти шагов и замедляюсь, заметив здание с надписью «ГОСТИНИЦА». С облегчением захожу туда чтобы снять комнату, бросаю на кровать вещи и бегу обратно к перекрестку.
Увы, оракул оказывается обычным брюзгой, сидит себе около своих фруктов, курит и недоверчиво косится на меня. На мой вопрос, действительно ли за ним находится всего лишь парикмахерская, он лишь пожимает плечами. Я стою перед ним и глупо улыбаюсь, вокруг нас носятся машины. Потом я сообщаю ему, что пришел купить бананов.
– Ах, бананов, – повторяет мужчина, поворачивая ко мне голову, как будто он только что проснулся. Не глядя, достает с прилавка связку светящихся желтых фруктов и опускает их на весы. Два килограмма. Чтобы угодить оракулу, я покупаю еще маленькую дыню.
Если верить карте, я только что вступил на территорию Хэси Цзоулан, Коридора на западном берегу реки, одной из самых главных дорог Шелкового пути. Она начинается здесь, на Желтой реке, и идет на северо-запад. Из космоса она выглядит темно-зеленой. Однако я все равно очень удивляюсь, когда на следующий день оказываюсь в долине, живописнее которой трудно себе что-то представить: с изумрудными полями, раскидистыми деревьями, оросительными каналами и глиняными деревушками. Это кажется огромным садом, а горы только усиливают это впечатление, надежной оградой возвышаясь с обеих сторон.
