''...ротмистр Климковский, адъютант генерала Андерса, с согласия НКВД (?) создает организацию молодых офицеров и стремится к созданию в Москве польского правительства под покровительством СССР...»
Это меня рассмешило. На основании чего этот офицер делал подобное сенсационное разоблачение, лишь один бог знает.
Сикорский также рассмеялся и сказал: «Знаете, перенесение правительства в Советский Союз — это, пожалуй, слишком много, но когда армия вступит в боевые действия, я приеду, чтобы принять командование ею. Так будет лучше.»
На этом наша беседа прервалась, так как приглашали к столу. Во время обеда Сикорский и Андерс довольно много разговаривали с послом Богомоловым вообще о войне и о нашей армии в СССР.
К этому времени Андерс, видимо, пришел к выводу, что покорностью, хотя бы только притворной, он добьется значительно большего, чем открытым враждебным отношением. Поэтому делал вид, что он полностью подчиняется верховному главнокомандующему.
Затем мы поехали в Шотландию навестить находящиеся там военные части. Вместе с нами поехал министр национальной обороны генерал Кукель. В Шотландии состоялось несколько крупных торжеств, во время которых создавалось довольно смешное положение, так как местные командиры не знали, кому оказывать больше почета: министру, которого не любили и ни во что ни ставили, или Андерсу.
Жили мы в замке Сикорского. Это был весьма красивый, хотя и небольшой замок какого-то шотландского графа. Осматривали «Черчиллей» — танки, полученные недавно одной из польских воинских частей в Шотландии для учебных целей, присутствовали на учениях бригады Пашкевича. После учений, которыми руководил подполковник Богумил Шумский, состоялся парад бригады. Действительно хорошее впечатление производило замечательно выглядевшее соединение. Пашкевич пригласил нас к себе на обед и рассказал о многих неприятных вещах, имевших место в наших эмигрантских кругах со времени моего отъезда из Франции.
Под вечер того же дня мы поехали в Глазго, а на следующий день вернулись в Лондон.
Здесь атмосфера была полностью очищена. Андерс продолжал играть роль «лояльного и покорившегося». В награду за это он не только не был привлечен к ответственности за свое «командование» в 1939 году, а наоборот, был награжден Золотым Крестом Виртути Милитари за выдающуюся боевую деятельность и командование именно в 1939 году и «победоносные бои» с немцами. Это должно было служить ответом на «необоснованные и оскорбительные» обвинения полковника Швейцера.
Кроме того, Андерс получил должность инспектора армии на Ближнем Востоке. Эту должность он буквально выпросил у Сикорского, мотивируя свою просьбу тем, что такое назначение поднимет его престиж в глазах Советского Союза и будет способствовать улучшению отношений с властями в СССР. Он утверждал, что лично знаком со многими членами советского правительства, и чем более «важным» он будет, тем успешнее удастся ему вести различные переговоры с советскими военными чинами, а с другой стороны, ему это поможет и в отношениях с англичанами, так как с Ближнего Востока должно поступить оружие и продовольствие для польской армии в Советский Союз. Одновременно он указывал, что такая должность будет» как бы объединять войска, находящиеся на Ближнем Востоке, с войсками, оставшимися в СССР. По этому же вопросу посол Кот направил телеграмму Сикорскому, поддерживая в ней Андерса и предлагая именно такое решение.
Должность инспектора Андерсу действительно была очень нужна, так как в случае выхода польской армии из Советского Союза она обеспечивала ему пост командующего на Ближнем Востоке, а в этом он как раз был очень заинтересован. Это создавало также возможность организации штаба как на Ближнем Востоке, так и в Советском Союзе и поездки без ограничения из СССР на Ближний Восток.
В кругах правительства и верховного главнокомандующего с момента нашего приезда в Лондон, судя по разговорам и господствующей атмосфере, можно было без особого труда придти к убеждению, что было избрано ложное направление. Погоня за постами и властью по-прежнему находилась на первом плане, а жизненные интересы Польши — на последнем. Совершенно отчетливо чувствовалось враждебное отношение к Советскому Союзу и ко всему, что связывало с СССР. Взгляды на ведение войны Советским Союзом были сходны со взглядами Андерса. Преобладающее большинство считало, что Советский Союз будет разбит и поэтому нет никакой необходимости входить с ним в какие-либо договорные отношения. Оценка военной мощи Советского Союза, даваемая таким «специалистом», как Андерс, только укрепила подобное мнение в Лондоне.
В Лондоне я более или менее подробно познакомился со всеми перипетиями борьбы вокруг польско-советского договора. Сикорский фактически был в этом вопросе одинок, все ему только мешали и усложняли работу. Даже среди самого близкого окружения он не встречал необходимого понимания в этой важнейшей проблеме нашей внешней политики.
Это свидетельствовало о том, насколько наши руководящие деятели плохо ориентировались в вопросах международной политики и в ходе стратегических событий минувшей войны.
Как и в Париже, за несколько дней до начала войны с Италией Сикорский заверял французское правительство, что до войны дело не дойдет, точно так же за три дня до нападения Германии на Советский Союз наш премьер, ссылаясь на донесения из Польши, представленные ему вторым отделом 10 и 19 июня 1941 года, сообщал английскому правительству, что вооруженное столкновение между этими странами исключается. А когда конфликт разразился, «Лондон» был убежден, что война закончится через несколько недель поражением СССР.
Ввиду такого суждения военное соглашение не было продумано необходимым образом.
Весь наш штаб отнесся к нему отрицательно, причем по двум причинам.
Во-первых, считали ненужным создание армии в Советском Союзе, ибо члены польского штаба утверждали, не успеет она сформироваться, как наступит конец войны.
Во-вторых, штаб категорически выступал против создания польских вооруженных сил на территориях, не находящихся под его безраздельным контролем.
Как-то министр Комарницкий пригласил меня на обед. На нем присутствовал и генерал Модельский. Мы беседовали, затрагивая ряд актуальных вопросов. Я не жалел критических замечаний в адрес нашего правительства, на что Комарницкий отвечал, что он находится в правительстве как представитель Строництва Народового и вошел в состав кабинета по прямому желанию Сикорского и по его желанию готов в любой момент уйти в отставку. Как же он мог представлять Строництво Народове, если оно, в основном, не поддерживало Сикорского и по отношению к нему находилось в довольно резкой оппозиции? Как мне разъяснил Комарницкий, Сикорский пригласил его в правительство только потому, что он как член Строництва Народового, входя в состав правительства, создавал видимость, что не все Строництво находится в оппозиции к нему, а имеются группы, сотрудничающие с ним.
