Вот почему после установления империи принцесса Каролина всячески выказывала свою любовь к армии и стремилась снискать расположение офицеров. Тогда ее честолюбивые планы еще не сформировались окончательно, но уже приняли определенное направление.
Вот почему она устраивала празднества, на которые приглашала офицеров парижского гарнизона; она отправилась, якобы для того, чтобы навестить брата и мужа, в военный лагерь в Булонь, где присутствовала на большом военном смотре и не упускала случая публично заявить, что ее волнует все относящееся к армии и ее славе.
Вот почему она втянула в любовную игру генерала Жюно (хотя, впрочем, в какой-то мере и испытывала к нему нежные чувства), который, в своей наивности и самодовольстве, и не подозревал о ее замыслах; вот почему на глазах всего Парижа она стала его любовницей"
Более искусная интриганка, чем Жозефина, Каролина не раскрыла бравому генералу своих замыслов; однако, как пишет Жозеф Тюркен, «она нашептывала ему в глубине алькова такие страстные признания, что в необходимый момент околдованный любовью Жюно ни в чем не мог бы ей отказать».
Их связь приняла характер прочного, хоть и незаконного супружества.
Каждый вечер губернатор, окончив свои дела, являлся в Елисейский дворец, где его встречала Каролина в сногсшибательном дезабилье.
Прежде всего она встревоженным тоном спрашивала его, хорошие ли известия об императоре. Жюно, стремясь уверить ее, что все благополучно, излагал ей содержание депеш, с которыми только что познакомился.
Превосходная комедиантка Каролина испускала вздох глубокого облегчения:
— О, я так беспокоилась! — тихо шептала она.
После чего она уводила губернатора в свою спальню и доставляла ему такие восхитительные наслаждения, что он, утратив всякую сдержанность, без конца выражал свой восторг.
Так Каролина проводила неделю за неделей в ожидании смерти своего брата.
Не возникала ли у нее мысль помочь судьбе?
Герцогиня д'Абрантес в своих мемуарах в этом не сомневается:
"В память моего мужа, — пишет она, — я должна разоблачить маневры сторонников Мюрата. Они вводили в обиход ужасную гипотезу о возможности гибели императора на полях сражений (тогда говорили только о такой возможности). Таким образом привыкли представлять себе Мюрата сидящим на троне императора, скачущим на его любимой лошади и т. д. возникал образ Мюрата — повелителя Франции, и эта мысль, настойчиво внушаемая и обкатанная временем, из смехотворной становилась привычной.
Но ведь вражеская пуля может и не поразить, ожидать непредсказуемых случайностей войны приходится слишком долго.
Отсюда не так уж далеко было до мысли, что ведь полет вражеской пули можно и ускорить…"
Ну, я, конечно, оставляю логику этих рассуждений и вытекающего из них обвинения целиком на совести герцогини д'Абрантес…
* * *
Уже несколько лет накануне 19 марта Двор совещался о том, каким сюрпризом ознаменовать день рождения императрицы. В этом году Каролина и Полина Бонапарт предложили Жюно устроить спектакль.
Губернатор Парижа был этой идеей обескуражен, поскольку из всех видов театра ему был знаком лишь театр военных действий. Он посовещался с секретарем великой герцогини Берга месье Лоншаном, слывшим «мастером на все руки», и тот предложил сочинить пьесу, «соответствующую обстоятельствам и подходящую участвующим в спектакле персонам».
«Я изображу в этой пьесе, — заявил он, — и сияние красоты Ее Светлости принцессы Полины, и блеск ума Ее Светлости принцессы Каролины».
Жюно был в восторге.
— Но, — добавил месье Лоншан, — вы сами должны будете взять роль, и мадам Жюно тоже. Все должны принять участие в спектакле.
Губернатор Парижа согласился, хотя беременность его жены несколько затрудняла ее участие в спектакле. «Секретарь, наделенный множеством талантов», принялся сочинять пьесу. Через три дня комедия была закончена, начались репетиции. Бедняжка мадам Жюно сразу обнаружила, что пьеса полна намеков на любовную связь ее мужа и великой герцогини Берга.
Жюно в роли Шарля объяснялся в любви юной крестьяночке, которую играла Каролпна. Потом двое влюбленных, обнявшись, исполняли дуэт, «полный восторга к нежности».
Эта сцена, выставляющая напоказ реальные отношения, представляла собой самое удручающее зрелище во всем спектакле. К тому же великая герцогиня Берга фальшивила, а губернатор Парижа, взволнованный возможностью обнимать свою любовницу у всех на глазах, забывал текст и нес отсебятину. Все это производило смехотворный эффект.
Бедная мадам Жюно едва удерживала рыдания, когда ее муж на сцене, «согласно роли», обнимал свою любовницу сколько душе угодно.
Настал день праздника. Пьеса была представлена в маленьком театре Мальмезона, и зрители, до которых уже дошло много толков, слушали внимательнейшим образом. Но напрасно они думали, что им придется улавливать тонкие намеки — аллюзия была совершенно ясной, каждая фраза явно относилась к связи Каролины и Жюно. Особый успех выпал на долю одной из реплик. Губернатор Парижа должен был сказать своей партнерше:
— Когда я нахожусь около вас, моя пастушка, моя кровь еле движется…
Немного неуклюжая, но соответствующая ходу действия реплика.
Увы! Взволнованный Жюно переврал вторую часть фразы невероятнейшим образом — результат получился весьма забавный и фривольный.
Зал грохнул хохотом. Публика, в полном восторге, аплодировала стоя, а обескураженные артисты с грехом пополам доиграли пьесу.
Каролина после спектакля немедленно изобразила обморок. Когда императрица бросилась к ней, чтобы ослабить шнуровку корсажа, из-за него выпало письмо. Жозефина подняла его, но ее золовка уже очнулась и агрессивным тоном потребовала:
— Отдайте мне, это письмо Мюрата. Но Жозефина уже видела подпись Жюно. По окончании праздника великая герцогиня Бергская оказала честь супругам Жюно вернуться из Мальмезона в их карете. В три часа ночи у Елисейского дворца комендант Парижа галантно высадил герцогиню и проводил ее в ее покои. Мадам Жюно терпеливо дожидалась его возвращения, но, наконец, ей пришлось вернуться домой без пего. Она поступила мудро, так как комендант вышел из Елисейского дворца только в полдень.
Наполеон еще в Тильзите от генерала Саварн узнал о любовной связи своей сестры и Жюно. Это вызвало у него холодный гнев, который вырвался после его возвращения в Париж.
Он немедленно вызвал к себе Каролину и осыпал ее бранью, которую нашла бы слишком крепкой даже хозяйка публичного дома. Но великая герцогиня Бергская была умная и ловкая женщина, а к тому же превосходно знала своего брата. Переждав грозу, она смягчила его лаской я нежностью, а потом искренне, без утайки рассказала, с какой целью она затащила Жюно в свою постель. Эта искренность была хитроумной уловкой.
