Стряхнув на крыльце снег, вошел в просторную комнату. Встретил меня адъютант, подтянутый, высокий старший лейтенант, вежливо предложил:
- Раздевайтесь, товарищ полковник, заходите. - И он открыл передо мной дверь.
Я увидел Антона Ивановича, сидящего за столом, обрадовался так, как будто встретил любимого старшего брата. Генерал стремительно встал и пошел мне навстречу. Видимо, и он был тоже рад встрече.
- Вот и свиделись, Василий Митрофанович! Как я и думал, - сказал он, крепко обнимая меня.
- Много мы с вами пережили, поволновались, а? - спрашивал улыбаясь Лопатин.
Действительно, долго нам пришлось отходить по земле Украины, пробиваться через заслоны врага. Тяжело было, очень тяжело, но нас не покидала уверенность, что наступит день, мы отомстим за все. И этот день приближался.
- Ну что ж! Сталинградцы добивают фашистскую группировку, а мы с вами должны разгромить демянскую группировку врага, - сказал Лопатин.
Я слушал генерала, смотрел на него и удивлялся тому, что почти не изменился Антон Иванович за эти месяцы, а ведь они так много вместили в себя трудностей и горя.
- Наша армия готовится к наступлению. Перед тем как ударить по врагу, надо его хорошо узнать. Для этого необходимо достать "языка", провести успешный поиск.
- Постараемся.
Антон Иванович поставил мне предварительную задачу и тепло простился.
И вот мы снова в селе Семеновщина. Командный пункт дивизии расположился в нескольких уцелевших домах. Сняв полушубок и согревшись, я приказал капитану Курбатову пригласить к себе начальника штаба полковника Тарасова, заместителя по политчасти полковника Островского, командующего артиллерией полковника Добылева и начальника разведки майора Зорько. Заместитель полковник Неминущий уже сидел на КП. Когда все собрались, я рассказал о своей встрече с командующим, о поставленной им задаче взять "языка". После короткого совещания майор Зорько ушел в разведроту и стал готовить людей из отделения сержанта Михалева.
Полковник Неминущий доложил, что командир 201-го саперного батальона капитан Гончаров приступил к оборудованию передового наблюдательного пункта на небольшой высоте в районе Белые Боры. Блиндажи строили в виде колодца со ступеньками вниз. Замаскировали так, что если со стороны противника смотреть, то не отличишь от снежного бугра.
Командиры полков докладывали о том, что в обороне противника на нашем участке ничего не изменилось. Не замечено никакого движения, режим огня прежний, строительство дополнительных сооружений не ведется.
Через три дня я вместе с Яковом Петровичем Островским на санках приехал на передовой НП. Мороз, метель снова принялись за свое. На НП собрались Добылев, Зорько, командир разведывательной роты капитан Дираженко со своей разведгруппой. Было еще светло. Я смотрел через стереотрубу на передний край противника. С большим трудом просматривалось проволочное заграждение, дзоты еле-еле различимы на фоне снега. Редкий ружейно-пулеметный огонь с обеих сторон, да иногда шелест над головой снарядов дальнобойных орудий гитлеровцев. По-видимому, они не хотят раскрывать местоположение огневых позиций своей среднекалиберной артиллерии.
Зорько в последний раз уточнил задачу разведчикам.
- На кургане два дзота, - говорил он, показывая на каждому на местности через стереотрубу. - Группа прикрытия, не доходя до дзотов, должна залечь в кустарнике, не обнаруживая себя, а захватывающая и обеспечивающая продолжают движение прямо на первый дзот. Не доходя 20-30 метров, обеспечивающая группа остается на мосте. Захватывающая вместе с саперами продолжают ползти к дзоту. А как вплотную приблизитесь к нему, действуйте по обстановке.
Разведчики слушали с вниманием. Каждый из них понимал, какие большие надежды возлагаются на этот поиск.
Я очень волновался, так как знал по докладам с передовой о том, что за последнее время противник насторожился, внимательно ведет наблюдение.
Разведчики вышли из блиндажа и растворились в густой, пронизанной крупными хлопьями снега темноте.
К этому времени саперы успели проделать проходы в проволочных заграждениях и минных полях. Время от времени гитлеровцы освещали ракетами передний край. Как только ракета поднималась вверх, разведчики ложились и сливались с поверхностью слега.
Часа через два наблюдатель доложил, что разведчики возвращаются. Навстречу им вышел майор Зорько. И в это время противник открыл ураганный огонь из всех видов оружия, но было уже поздно. Разведчики спрыгнули в траншею, опасность миновала. Задание удалось выполнить без потерь.
После выполнения задания сержант Михалев рассказывал:
- Мы благополучно прошли нейтралку, бесшумно подползли к немецкой траншее. Спрыгнули в нее - вокруг никого. Осмотрелись внимательно - рядом блиндаж, сквозь снег видна светящаяся лампочка, из трубы искры летят. Приказал приготовиться, но тут из блиндажа вышел немец по естественной надобности и вскоре скрылся. Захватывающая группа ворвалась в блиндаж. Немцы увидели нас, разинули рты и ничего не могут понять. Я командую: "Бросить оружие! Идти за нами..."
Пленные гитлеровцы замерзли и были ошеломлены. Прежде чем приступить к допросу старшего из них - обер-лейтенанта, майор Зорько предложил всем по 100 граммов водки и большую банку с тушенкой. Обер-лейтенант посмотрел на своих жующих подчиненных, а затем выпил сам, закусил тушенкой и сказал:
- Вот и согрелся.
Лейтенант Бейлин приступил к допросу. Мне впервые пришлось слушать немецкого офицера, который давал показания без наводящих вопросов. Он охотно рассказал о расположении и устройстве оборонительных сооружений, о построении системы огня и перечислил части, занимающие оборону на нашем направлении. В конце допроса сказал:
- Ходят слухи, что демянская группировка собирается на днях уходить.
Я поинтересовался:
- Ваше командование боится Сталинградского котла? Офицер нахмурился и кивнул.
Допросив пленного, я по телефону доложил генералу Лопатину:
- Ваш приказ выполнили! "Язык" взят!
Командарм попросил поблагодарить разведчиков и приказал представить их всех к государственным наградам.
Мы не смогли вернуться ночью на командный пункт - бушевала метель, замело дороги. Выехали только с рассветом. Я впереди на своем рысаке, за мной Островский, Добылев - тоже на конях. Разведчики на санях за нами. Укутались в тулупы. Ветер пронзительно визжал в ветвях деревьев, хлестал в лицо, свистел свои дикие песни. Лошади так и просились на полную рысь. Мой конь был проворен и легок на скаку. Без понуканий шел в гору по глубокому снегу. Этот конь темно-гнедой масти был передан Красной Армии еще в сорок первом году работниками конного завода Псковской области.
