6 июля Гитлер впервые полетел в Мюнхен на новом самолете «Фокке-Вульф-200», получившем наименование «Кондор». Фюрер пришел в восхищение от этой машины, она казалась ему в воздухе более спокойной и менее шумной. Несколько скептически оценил он только убирающееся шасси – нечто новое, чего еще не видел. Но вскоре привык. В самолете имелось на 6-8 мест больше, чем в прежнем «Ю-52», и летел он почти на 150 км в час быстрее. Это означало солидное сокращение времени полета из Берлина в Мюнхен.
В тот же вечер Гитлер выехал на автомашине на Обер-зальцберг и оставался там целую неделю, которая для меня опять полностью прошла под знаком вооружения. Насколько подробно фюрер занимался деталями, показывает следующий эпизод. Однажды он обратил внимание на то, что военно-морской флот держит предназначенные для линкоров «Шарнгорст» и «Гнейзенау» 380-миллиметровые орудия в арсенале. Мне пришлось тут же передать Кейтелю его указание изготовить железнодорожные лафеты и смонтировать орудия на них. В другой раз дело касалось производства снарядов для зенитных орудий. Незадолго до того Кейтель, информируя фюрера о требовании люфтваффе увеличить выпуск боеприпасов для зенитной артиллерии, высказался против этого, сославшись на нехватку сырья. Гитлер согласился и определил объем ежемесячного производства в 100000 выстрелов снарядов калибра 88 мм. И соответствующего количества для других калибров. Я попытался доказать фюреру, что при нынешнем наличии у зенитной артиллерии 2500 орудий калибра 88 мм снарядов для них следует производить из расчета 40 на каждое орудие в месяц. Но он не уступал, аргументируя тем, что склады и так переполнены боеприпасами, а потому приоритет должно иметь производство не снарядов, а зенитных орудий.
Гитлер тщательно занимался оперативным планом сухопутных войск для похода на Польшу. Браухич и Гальдер обсуждали с ним подробности и получали его одобрение. Продолжалась и подготовка Имперского партийного съезда, а также празднования в конце августа 25-летия битвы под Танненбергом. Фюрер лично принял участие в «Дне германского искусства» в Мюнхене и посетил Байройтский фестиваль (25 июля – 2 августа), сделав небольшой перерыв для военных бесед в Берлине и на Западном валу в районе Саарбрюккена. Прием в честь музыкантов 1 августа в «Зигфрид-Вагнерхаузе» заставил его на какое-то время позабыть о военных планах. Пребывание Гитлера в Байройте завершилось 2 августа оперой «Гибель богов». Это был тот самый день, когда 25 лет назад началась Первая мировая война. Но об этой годовщине говорили мало. Гораздо большую роль играли в эти дни служебный юбилей Шмундта, а также поступление Гитлера в свое время добровольцем на военную службу в пехотный полк «Лист». Фюрер получил множество поздравлений, а большое число поздравителей собралось в «Бергхофе».
Своего шеф-адъютанта Шмундта Гитлер произвел в полковники, что служило знаком признания и доверия. Однако в кругу высших офицеров генштаба сухопутных войск это было воспринято иначе. Встреченный ими с недоверием уже просто как преемник Хоссбаха, Шмундт к тому же все эти годы часто подвергался с их стороны критике. Истинной же причиной было противоречие между ОКВ и ОКХ. Последнее не хотело и не могло примириться с тем, что ОКВ в качестве военного штаба Гитлера выполняло задачи в масштабе всего вермахта, т.е. и за сухопутные войска – все равно, касалось ли это командных вопросов или же экономики и вооружения. Офицеры генерального штаба сухопутных войск видели в Шмундте человека ОКВ, а не первого адъютанта и военного советника своего Верховного главнокомандующего. Они отказывали ему в том признании, которым вознаграждали Хоссбаха, хотя оба эти офицера по своей пригодности к данной деятельности стояли на равном уровне. Разница была лишь в их задачах. Хоссбах, по поручению начальника генерального штаба генерала Бека, был обязан следить за тем, чтобы Гитлер не вмешивался в дела сухопутных войск. Шмундт же имел от фюрера поручение, будучи его военным адъютантом, нести ответственность только перед ним лично. Теперь он вот уже полтора года находился в тяжелом положении, дискриминировавшем генштаб сухопутных войск. После всего того, что довелось пережить Шмундту с тех пор, перед ним мог стоять только один вопрос: pro или contra Гитлера?
Он решил быть за фюрера, между тем как его лучший друг со времен службы в 9-м пехотном полку Хеннинг фон Тресков принял решение быть против. Оба являлись солдатами, оба имели тогда одинаковое мировоззрение и оба верили в то, что, выполняя свои задачи, совершают наивысшее благо для собственного отечества. Шмундту было трудно выполнять свою задачу, и решение это далось ему нелегко. Он рассматривал свою должность как чисто военное дело. Особенно важным Шмундт считал хорошие отношения между Гитлером и руководством сухопутных сил. Ему постоянно приходилось бороться с влиянием на фюрера партии и СС. Усилия эти принесли лишь частичный успех, а несколько друзей – сослуживцев по генштабу даже называли его «чистейшей воды глупцом». Нет, в оценке своего шефа Шмундт «глупцом» не был. Он очень хорошо умел разглядеть события и лица и приходил в отчаяние от дистанцированной в отношении Гитлера позиции генералов. Однажды в разговоре со Шмундтом на эту тему я упрекнул его в том, что он мог бы оказывать большее влияние на персональное замещение должностей в штабах сухопутных войск, добиться чего ему удалось бы только через Гитлера. Но Шмундт был слишком порядочным человеком: в его глазах это было интриганством против своих генералов. Сам же он получил от них в ответ только неблагодарность и высокомерное сочувствие.
Итак, Гитлеру предстояло решить, предпринимать ли сосредоточение и развертывание сухопутных войск для назначенного на 26 августа нападения на Польшу. К середине месяца становилось все яснее: Польша окажет вступающим германским войскам сопротивление. В эти дни мне удалось переговорить с двумя нашими посетителями: Бем-Теттельбахом и Карлом Ханке. Последний был до недавнего времени статс-секретарем геббельсовского министерства пропаганды и имел мобилизационное предписание в танковые войска. Оба они в то, что при германском нападении на Польшу Англия останется нейтральной, не верили и считали, что это будет означать и одновременное военное столкновение с Францией. Ханке полагал, что германо-русский союз не произведет на британцев никакого впечатления. Это отвечало и моим представлениям, но я все-таки никак не мог поверить в то, что Польша рискнет пойти на сопротивление двум превосходящим ее по мощи державам – Германии и России. Пожалуй, это все же было бы последним шансом на новые переговоры с нею.
