В школе его приняли в штыки, в седьмом классе всем заправляли здоровенные второгодники, сидевшие на галерке и никому не подчинявшиеся. Когда учительница представила нового ученика, по партам пронесся шепот: «Чеченец, чеченец…» Он был в числе «первых ласточек», вернувшихся из ссылки.
В классе было несколько свободных парт, но преподавательница, вероятно, решив проверить смелость новичка, указала ему на место рядом с верзилой, развалившимся на задней парте среднего ряда. Маленького роста, выпрямившись от гнева в струнку, он стоял перед рослым парнем, с вызывающей наглостью занявшим своими внушительными конечностями всю парту и проход. «Твое место вместе с девочками!» — небрежно бросил верзила. Все вокруг подобострастно захихикали. Джохар неожиданно резко схватил его руку, на которую тот опирался щекой и, перегнув ее о парту, нажал так, что противник застонал. «Двигайся, а то сломаю». Скривившись от боли, парень нехотя отодвинулся от края. Учительница наблюдала за этой сценой молча и, казалось, была довольна: в классе появился наконец человек, который поможет ей справиться с второгодниками.
Закончив учебный год на «отлично», Джохар должен был как лучший ученик поехать в Венгрию. Всего на школу выделили две путевки. Матери пришлось купить для него новые курточку, брюки и рубашку, урезав и без того скромный бюджет семьи. Для всех родственников и знакомых это было событием почти фантастическим. Им гордились и восхищались. Но директор школы рассудила, что неблагонадежному чеченцу нечего делать за границей, и вместо Джохара поехала ее дочь, не отличавшаяся успехами в учебе. Это было большим ударом для него, особенно мучил стыд перед знакомыми, которые, встречая его, с простодушным любопытством принимались расспрашивать о поездке. Самым обидным стало то, что кто-то мог усомниться в его действительных успехах, но большинство воспринимало произошедшее как нечто само собой разумеющееся: «Да никогда никого из нас за рубеж не выпустят. Нам все дороги перекрыты, запомни это раз и навсегда!»
Джохар вообще перестал посещать уроки, которые вела директрисса, но в конце года сдал ее предмет экзаменационной комиссии на отлично и получил аттестат.
После первого курса физико-математического факультета Владикавказского университета решил, наперекор всему, поступить туда, куда чеченцев не брали вообще, — в летное училище. «Лучше синица в руках, чем журавль в небе», — отговаривали его умудренные опытом, но так и не сумевшие «взлететь» прагматичные однокурсники, а он мечтал… И ощущал в себе такие силы, что, казалось, мог бы взбежать вверх по стенке. Забрав документы, тайно поехал в Тамбов — не хотел слышать уговоры и видеть слезы матери. Лучше пусть узнает потом, когда пути назад уже не будет…
Но не так-то просто было осуществить задуманное ему, чеченцу, сыну народа-парии, пусть и с отличным аттестатом. Пришлось назваться осетином. Медицинская комиссия забраковывала всех неугодных режиму. Он обращался в другие медицинские учреждения и начал было уже сомневаться в себе, когда, еще не веря охватившему его чувству упоительного счастья, услышал от светловолосой женщины-доктора с умным и добрым взглядом твердое: «Вы, молодой человек, рождены летать».
Джохар выбирал для себя самое трудное и не знал непреодолимого.
Когда-то, мальчишкой приехав в Грозный, он уходил в парк имени Кирова и час за часом, день за днем бродил в бушующем великолепии цветов в поисках Черной Розы. Джохар слышал где-то, что если хорошо постараться, то ее можно найти… Он видел много прекрасных роз, часто — бордовых до черноты, но той, единственной, с черными лепестками, отыскать не мог. Однако возвращался сюда вновь и вновь в трепетном предчувствии, что вот сегодня, сейчас неприступная откроет, наконец, свой лик…
Наверное, с тем же упорством искал Джохар свою необычную судьбу. «Ищите и обрящете». И случается, что ищущий с такой отчаянной решимостью сам становится тем, что ищет, как случилось это с ним, превратившимся в символ Свободы.
Очень много друзей появилось у Джохара в училище. Предметы он осваивал с легкостью. Летной подготовкой мог заниматься до изнеможения. Ощущение счастья не покидало его — ведь он, наконец, обрел себя. После окончания высшего авиационного училища, при получении диплома с отличием, разразился скандал. Джохар настаивал на том, чтобы в его личное дело была вписана подлинная национальность — чеченец… и добился своего.
Лучшие его друзья, Виктор Перфильев и Вадим Конов, к сожалению, еще раньше были отчислены за какие-то мелкие оплошности — дисциплина там была строгая, но дружбу они сохранили на всю жизнь. Каждый раз, когда мы приезжали в Москву в отпуск из Сибири, обязательно встречались с ними в одном из ресторанов и никак не могли наговориться. Жена Виктора Перфильева Лариса, прелестная женщина и добрейший человек, была свидетелем на нашей свадьбе. Зарегистрировались мы с их помощью в Октябрьском районе Москвы, что было тогда очень непростым делом. Джохару заказали костюм в ателье, я сама сшила себе платье. А 12 сентября 1969 года, отпраздновав в ресторане с самыми близкими друзьями Джохара свадьбу, поехали в город Коломну, где я родилась. Там нас уже ждали мои родственники и гости.
Потом — свадебное путешествие в Ленинград в вагоне СВ. За эти десять дней мы побывали только в Эрмитаже и посетили некоторые достопримечательности, но в следующий наш приезд решили осмотреть все более досконально. Старик, продававший билеты на вокзале, узнал Джохара через пятнадцать лет, когда ему снова пришлось ехать в командировку в этот город. «А как та милая девушка, с которой вы ехали в прошлый раз в свадебное путешествие?» — как ни в чем не бывало осведомился он, словно все это было вчера. Узнав, что у нас уже трое детей, пошутил, что специально продал нам счастливый билет.
Закончив пятый курс художественно-графического факультета и защитив диплом, я поехала в Сибирь в поселок Средний, станция Белая Иркутской области. Такова судьба жен военных, и я не была исключением. А будучи дочерью военнослужащего, с детства привыкла кочевать с одного края необъятной страны в другой. После Забайкалья, мыса Шмидта и острова Врангеля Сибирь меня не пугала. И думала я не о занесенном снегом маленьком военном городке в глуши, а о любимом человеке, глаза которого вспыхивали от радости, когда он смотрел на меня. Я ехала к нему волнуясь, сердце учащенно билось, когда я представляла нашу встречу.
Мы начали совместную жизнь в трехкомнатной коммунальной квартире, в которой занимали одну комнату. Там, в ожидании очереди на квартиру, жили еще две молодые семьи. Окна замерзали, нижняя часть стен покрывалась инеем. Кроме кровати, раскладушки и маленького столика ничего не было. В окно смотрела кочегарка, дымившая круглые сутки. Снег вокруг нее был серым от угля.
