но русская деревня в лесу – это потрясающе жизнеспособная ОБЩИНА. Так, в 1942–1945 годах я своими глазами увидел ЭТО. Из мужиков в деревне на 70 дворов (ферм) осталось всего 15–20 человек непризывного возраста, т. е. старше 50 лет. Остальных, очевидно, раскулачили. Они и организовывали, и руководили общинным хозяйством колхоза.
Гимн корове, петуху и русскому лесу
Но жизнь держалась и на другом. В каждом дворе было 3–5 детей.
Их жизнь обеспечивалась тем, что в каждом дворе была КОРОВА и росли на мясо телка или бычок. Свиней я не видел. Однако в каждом дворе было по 10–15 овец. В некоторых дворах были козы.
Все население от мала до велика ходило зимой в «модных» полушубках-дубленках из шкур этих овец и носило симпатичные ВАЛЕНКИ из шерсти этих овец.
Двое-трое из старших мужиков сохранили навыки ВАЛЯЛ – и валяли валенки для всей деревни. Шапки, естественно, были из бараньих шкур.
В каждом доме были прялки. В долгие зимние вечера женщины пряли пряжу из овечьей шерсти. Они обрабатывали и ЛЁН. В каждом доме был ткацкий станок.
Деревня обеспечивала себя как зимней – свитеры, так и очень красивой летней одеждой – льняными платьями, сарафанами, мужскими рубашками-сорочками.
Русская печь не только отапливала дом, но и давала широкие возможности для кулинарного искусства: выпечки различных размеров ПОДОВОГО ХЛЕБА, лепешек, блинов, супов или жарений. Конечно, для женщин это был постоянный напряженный, но привычный труд.
Основой жизни были все-таки коровы – они давали молоко, сливки, простоквашу и мясо, и дети росли здоровыми. Конечно, корову надо кормить, и сена она кушает прилично, почти полпуда (8 кг) в день. Это солидная копна сухого корма. На зиму требовалось не менее 100 пудов сена на корову. Вот это без мужиков обеспечить было не просто. Но женщины справлялись и с косами.
Мама преподавала в школе-семилетке, которая находилась в деревне. В эту школу пошел и я – в 4-й класс. Преподавание прерывалось только при морозах свыше 30 °C. А в 1941–1942 гг. морозы достигали -42 °C. К 1943 году, когда немцев отбросили далеко от Москвы, морозы смягчились до -20-25 °C.
Теперь я понимаю, что зима – январь, февраль, март – и весна – март, апрель, май – 1942 г. были просто жуткими для женщин, которые остались с детьми. Всё продовольствие со складов колхозов и лошади в примосковских областях были мобилизованы для фронта.
Есть было практически нечего. Мы получали 400 г ржаного хлеба в день. Этот хлеб я ходил получать в соседнюю деревню, где его выпекали в одной из изб. Так мы и получали 150 г на завтрак, 150 г на обед и 100 г на ужин, соседи продавали нам (на мамину зарплату) по 1 крынке (~2 л) молока. И всё. Что переживала мама, глядя на нас троих, я представляю только теперь и понимаю, что большую часть своей пайки она подкидывала нам. Это и привело к развитию у неё язвы желудка и ранней смерти в 1947 г. в возрасте 44 лет.
Несомненно, все русские женщины с детьми в 1942–1943 годах были ГЕРОЯМИ.
Положение несколько улучшилось в мае – начале июня 1942 года. На полях вырос ЩАВЕЛЬ. Щи из щавеля. Конечно, они очень полезны. В них почти всё, что нужно для жизни, кроме белков: и витамины, и микроэлементы. К тому же по вкусу – кисленькие – они нам, голодным, очень нравились.
Ещё легче стало, когда выросла молодая крапива – щи из крапивы и щавеля! Думаю, сейчас это можно сделать фирменным блюдом для современных ОБОЖРАВШИХСЯ москвичей. Они, как и для нас в 1942 году, могут быть спасением и от ожирения, и от всяких недостаточностей.
Где-то в соседней деревне для фронта заработал крахмальный завод. На это крахмальное производство потянулась «ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ» со всей округи. На этом заводе картошку по всем правилам автоматически чистили. Из картошки крахмал выделяли и отправляли на какие-то военные заводы. А вот измельченные очистки – МЯЗДРА – сливались в открытый большой ЧАН. Из него и черпала жизнь интеллигенция.
Мы с мамой тоже «подъехали» с тачкой, налили мяздры в бидоны. Это был ПИР – оладушки из мездры, поджаренные на неизвестно откуда взявшемся рыбьем жире. От голодной смерти мы были спасены.
В июне пошли грибы, затем ягоды: земляника, черника, брусника, и я просто не вылезал из леса. Грибы, особенно белые, которые были в избытке, в какой-то момент решили проблему белкового питания – т. к. мы ели их и жареными, и вареными, и в большом количестве сушили в русской печке.
Какое же это очарование! В солнечный день, особенно в сосновом лесу, выходишь на полянку. Всё в солнечном свете, и на полянке рядками стоят 10–15 красавцев белых грибов.
Несколько позже, к осени, на опушках встречались и ещё более красочные полянки, украшенные красными шляпками подосиновиков. От таких красот из леса выходить не хочется.
Я считаю неразумным демагогическое стремление наших высших РУКОВОДИТЕЛЕЙ газифицировать лесные деревни, в наше время, когда весь мир ищет альтернативное топливо. Лес – это наше возобновляемое альтернативное и притом традиционное топливо.
Лесной порядок я и наблюдал во время войны в Гостинино. Лесники строго следили, чтобы не вырубался здоровый молодой лес, а на месте плановых вырубок сразу вели посадки.
Население вырубало «сушняк», а также поваленные ветром деревья, собирали и вывозили лесные завалы и хворост – т. е. производили гигиеническую чистку леса, а заодно этим проводили и противопожарную профилактику.
Несмотря на наличие дров, я сам ходил в лес, собирая вязанки сухих веток, сухого хвороста по одной простой причине: сухой хворост – идеальная РАСТОПКА. Раз в неделю я собирал в лесу мешок еловых и сосновых шишек. Это идеальное топливо для самовара. Приятно было загружать его шишками и слушать, как он гудит, пока не закипит.
Такая чистка, а также прогон скота, частично вытаптывающего траву, содержали лес в чистоте и создавали условия для роста грибов. Если сравнить военный лес в Гостинино и наш лес под Истрой, между Истрой и Снегирями, можно прийти в ужас: сплошные завалы, сухостой, всё заросло травой. Если возникнет пожар, потушить его будет невозможно. К тому же от этой травы и завалов всё меньше места остается для грибов и ягод.
Это было написано в 2008 году. Наше руководство было слишком высоко, чтобы разглядеть пожароопасную обстановку в наших лесах. И гром грянул летом с 20 июня по 20 августа 2010-го. Небывалая жара в +33 – +38 градусов по всей европейской части России без единого дождя привела к одновременному
