Великий Новгород, один из древнейших русских городов, стоит в центре водных путей, связывавших Русь через моря Балтийское, Черное и Каспийское с другими странами. Волховом — Ладожским озером — Невой по Балтийскому морю новгородские купцы плыли в Швецию и мимо Вюсби (известной гавани на острове Готланд) в другие страны Европы — Польское поморье, Германию, Данию, вплоть до Англии и Италии.
Вел из Новгорода на запад и торговый путь по суше — через Юрьев к Двине и далее к Неману и Висле — в Пруссию. По реке Ловать, пробираясь волоком на Днепр, направлялись новгородские суда в Черное море, заходили в киевское Олешье, в устье Днепра, Белгород и Галич — на Днестре, Малый Галич — на Дунае и шли морем далее, вдоль болгарских берегов в Константинополь, где до разорения крестоносцами был русский квартал — жили купцы, стояла церковь святого Георгия. По рекам Мета и Тверца плыли новгородские купцы к Волге, а по ней через Низ или Понизье — как называли они владения владимиро-суздальских князей — в Каспийское море. На Каспийском побережье они торговали с купцами Средней Азии — Самарканда, Бухары, а также арабского Востока.
Таков Новгород. Ни Любек, ни Бремен не идут с ним в сравнение, ни даже Венеция и Генуя, владения которых велики, но лоскутны.
Не диво, что Новгород — вольный город и тирании не терпит. Править в нем нелегко, силой его не согнешь. Андрей Боголюбский пробовал и «добром и лихом», пришел было чуть ли не со всей. Русью, но три дня воевал, а на четвертый был бит. День победы над ним новгородцы доныне отмечают как праздник. О Липицкой битве и вспоминать не хочется. Один срам. Отец оттуда едва голову унес.
...Княжичам сопутствовал равномерный ритм городской стены, с чередующимися башнями, воротами, кое-где с церквами над ними. Каменные декоративные кресты на стене, маковицы церквей — все это сурово, живописно, неприступно. За укреплениями жило более 40 тысяч горожан, да еще монастыри, да пригороды... В Новгороде и вокруг него был 21 мужской и женский монастырь — втрое больше, чем во Владимире, а в отчем Переяслав-ле — всего один. Есть среди них такие, что известны и в Суздальской земле, например Хутынский, из него вышло немало видных деятелей аристократического монашества, в том числе Добрыня Ядрейкович, автор «Повести о падении Константинополя».
Федор Данилович не уставал повторять своим княжичам: надо знать город, чтобы удержать его зыбкий стол. Стена-то вокруг одна, да не ею держится единство Господина Великого Новгорода.
Говорят, что на Великом мосту прежде сталкивались только жители противолежащих сторон.
Теперь не так: расположенный на Софийской стороне Наревский конец с его аристократической Прусской улицей нередко поддерживает Торговую, и межи разделяют уже не стороны города, а проходят по частоколам усадеб одной и той же улицы. Новгород не так уж твердо спаян — есть в нем как бы изолированные поселки: на Софийской стороне между Людиным и Наревским концами лежит малонаселенное Загородье, лишь окаймленное Прусской и Чудинцевой улицами, между собой почти не соединенными; да и на Торговой стороне концы Словенский и Плотницкий тоже разделены.
Все эти внутренние швы должен различать княжич и уметь использовать. Конечно, если задумает здесь усидеть. Ведь не только стены города замкнуты для суздальских дружин, но тут даже календарь свой, не как у людей: в Суздалыцине год считали и праздновали с 1 сентября, а в Новгороде с 1 марта. Здесь люди как будто и жили быстрее.
Все дома смотрели на Александра — богатые отсвечивали стеклом и слюдой, бедные — тускло мерцали окошками, затянутыми рыбьим пузырем. К богатым подается вода по отводным трубам из деревянных долбленых колод, длиной до восьми метров, бедные — тянутся к колодцам и реке. Богатые дворы мощены, скот — в открытых загонах, бедные — тонут в грязи. У богатых — сады и цветут ирисы. Дома новгородцев в большинстве деревянные, двухэтажные, украшенные резьбой. Улицы вымощены плотно скрепленными толстыми плахами. Самодовольные новгородцы говорят, что плах этих под землей не один слой, а больше десятка, что улицу Великую начали мостить еще при великой княгине Ольге в 953 году, когда ни Владимира, ни Ростова и в помине не было.
Вечевая площадь испокон веку мостилась коровьими челюстями с обрубленными выступами. Никто не знал почему, но обычай жил. Улицы полны шумного народа — кругом ремесленный и торговый люд, озорной и деловой, город Садко Сытныча и Василия Буслаева. Смерды, как и на Суздалыцине, в короткополых, выше колен, кафтанах и в матерчатых, закругленных шапках, со светлыми косыми отворотами; правда, здесь они не в лаптях, а в кожаных мягких поршнях, без каблуков. У многих в ухе серьга. На женщинах стеклянные бусы, витые и пластинчатые браслеты.
Княжич, осматривающий город под надзором дядьки-кормильца Федора Даниловича, для них не в диковину: князей тут и княжичей меняют как рукавицы. Это город кузнецов, плотников, ювелиров, сапожников. С кем они — тому править трудно, но воевать легко. На торгу полно стальных и железных товаров — от кос до панцирей, от сверл до кольчуг, от напильников до мечей... Тут продают и затейливые механизмы: воздуходувные мехи, ручные мельницы, весы, токарные и ткацкие станки, а также блоки, ролики, подшипники, оси, валы... В особом ряду торгуют смолой, дегтем, углем, золой, поташом, красками, серой, селитрой, железным купоросом... Лежат навалом глиняные горшки, и плошки, и рукомойники с причудливыми носиками... Пестреют тонкие резные поделки из кости — шахматы, шашки, печатки, игрушки... На пустырях сверстники Александра гоняют кожаный, туго набитый шерстью или мохом мяч.
...Посетили княжичи и главные монастыри.
Монастыри в Новгороде — немалая сила. Глава черного монастырского духовенства — новгородский архимандрит был членом боярского совета, господы, ежегодно переизбирался вечем, а жил в Юрьевском монастыре, окруженном маленькими, но увесистыми однокупольными церквушками, похожими на каменные избы. Они десятками разбросаны по всему городу — епископские, боярские, купеческие, уличанские, не говоря уже об обыден-ских — возведенных об одном дне, чтобы унять поветрие, прекратить засуху — ведь «хлеб не земля родит, а небо» — все от. бога. Славны эти церквушки искусством живописи, но как все это далеко от привычных Александру торжественных суздальских храмов. Пять монастырей стояли во главе духовенства городских концов. С ними надо ладить: они воздействуют на мнение народное, от которого здесь многое зависит.
У всех монастырей и церквей свои почитаемые святые, свои росписи, o свои истории. Иногда эти предания весьма удивительны. К примеру, как возник Антониев монастырь. Если верить его клирикам, однажды новгородцы увидели на безлюдном берегу Волхова человека, молившегося на камне. Когда он был допущен к владыке новгородскому Никите, то поведал дивную историю, будто приплыл на этом камне из Рима. Никита радостно выслушал его и разрешил соорудить монастырь на том месте, где прибило камень. А тут подоспела и бочка с ценностями и церковной утварью, брошенная Антонием в море перед отплытием. Предприимчивый путешественник купил землю, и вскоре был готов огромный каменный собор, который расписали фресками. Антоний через четверть века после прибытия сделался игуменом.
