– О, нет, не волнуйтесь, все хорошо. Я… я просто задумалась, – нашлась я.
– Не пугай нас так, душечка! – Надежда ласково похлопала меня по плечу.
И вот в тот вечер я поняла на сто процентов – она все знает. То есть, у нас действительно получался любовный треугольник. Но какой-то странный – без острых углов… Она меня не выгоняла, Владимир тоже не просил покинуть их, а сама я по своей воле и вовсе бы не ушла. Так шли дни, летели недели. Мы с Владимиром, оставаясь наедине, могли часами разговаривать о чем угодно, но теперь к этому прибавилось еще и то, что он разрешал мне его целовать. Да-да, в разгар беседы я могла подойти к нему и целовать его лицо, шею, руки… Я вставала на колени подле него и целовала его пальцы. Я думаю, он понимал, что, стоя перед ним вот так вот, я боготворю его и его гений. Он не прогонял меня и позволял стоять вот так некоторое время. А если бы Володя разрешил мне так стоять вечно, я бы простояла!
Но, кажется, Надежда Константиновна все-таки не смогла больше держаться ровно и спокойно. Я стала замечать, что она часто срывается и отвечает грубо Владимиру на какой-либо самый простой вопрос. Или они начинают спорить, а она, вместо того чтобы уступить вспыльчивому мужу, наоборот подливала масла в огонь. Ленин злился, и они оба расходились по разным комнатам – одна – почти в слезах, другой – абсолютно раздраженный.
Владимир тогда начинал срываться на всех и подолгу засиживался в своем кабинете.
Между нами с Надеждой не было ни единого разговора насчет отношений между всеми нами. Она, мне кажется, на этот период времени вообще погрузилась в себя и оживлялась только тогда, когда дело касалось революционной работы. Меня всегда это поражало в ней. Крупскую будто подменяли. Она сразу становилась абсолютно другой – живой, энергичной, подающей идею за идеей, и с мужем она как будто бы и не ссорилась, даже и не было между ними ни единых разногласий. Ее рука снова направляла Владимира, снова была готова быть рядом с ним до конца. Но в такие моменты начинала безумно ревновать я! Конечно, я чувствовала, что муза здесь я, а не его жена, и что при виде меня Ленин действительно как будто наполняется энергией, а его устлавшие глаза снова загораются живым светом. Но чем ближе мы становились друг другу, тем все больше мне хотелось полностью завладеть его сердцем целиком. Я не претендовала занять место политики, но я хотела вытеснить оттуда его супругу.
Но очень быстро поняла, что это мне не удастся. Видя, что муж неравнодушен ко мне, она сказала, что уйдет от него и разведется. И он станет свободным мужчиной, вольным делать все, что захочет, и жить с той, с которой захочет. Я знаю про это, потому как случайно подслушала их разговор.
Именно Владимир остановил Надежду Константиновну. Он так и сказал:
– Наденька, ты моя жена, и я не смогу без тебя. Прошу, не горячись и останься. Все изменится, нужно просто подождать.
Крупская не спросила, что именно изменится, а я так и не поняла тогда, про какие изменения ведет речь Владимир. И все опять на некоторое время стало как прежде.
Глава 5. Любовь и революция
Историю моих отношений с женщинами можно поделить на периоды. И в каждом таком периоде найдется всего пара-тройка прекрасных дам, которые действительно имели некое значение в моей жизни. Наверное, каждой из них хотелось занять центральное положение, но ни одна из них не стала мне ближе, чем Наденька. Пожалуй, этого и не могло случиться. Надежда Константиновна разделила все тяготы моей жизни и принимала меня таким, какой я есть. Она стойко выдержала многие испытания, которые довелось нам пережить вместе. А все прочие женщины появлялись в те моменты, когда я уже был на пути к своей цели и особых тягот они со мною не разделяли и не желали разделять. Отчасти они хотели занять место Нади – прийти уже на все готовое.
Но как бы хороши собой и умны они не были, никто и никогда из них не будет в моей судьбе также значителен как супруга.
Еще в самом начале нашей совместной жизни нас обоих приговорили к трехлетней ссылке в Сибири – Надежду Константиновну несколько позже, чем меня. Вот тогда я и сделал ей предложение стать моей женой.
Кажется, она не вполне понимала, что я ей предлагаю: то ли «настоящий» брак, то ли какую-то уловку, которая просто позволит нам, двум ссыльным, отбывать наказание вместе. Но вскоре я объяснил ей, что брак будет «настоящим». И что не просто так я выбираю ее в жены. А действительно хочу идти рука об руку с ней. У нас был тогда не только один взгляд на революцию, и то, какой она должна быть, мы же были еще и молодоженами, и, конечно, это скрашивало ссылку. То, что говорят, мол, ничего, кроме холодного расчета, с моей стороны не было, это не так. И если я не говорил об этом никогда, это вовсе не значит, что не было в нашей жизни ни поэзии, ни молодой страсти.
Наши родные ожидали, что вскоре в нашей семье появится ребенок. Но этого к моему великому сожалению не произошло: рождению отпрысков помешала базедова болезнь, которая развилась у Наденьки. Помню, как в апреле 1899 года я прочел письмо, которое она писала из ссылки моей матери: «Что касается моего здоровья, то я совершенно здорова, но относительно прилета пташечки дела обстоят, к сожалению, плохо: никакая пташечка что-то прилететь не собирается…» Помню, с какой горечью она говорила все это мне и всегда очень жалела и переживала, что у нас не было ребятишек.
Я тоже переживал, конечно, но нам помогала постоянная работа, в ней мы оба находили и утешение, и поддержку, и смысл жизни.
Но часто нет-нет да и сорвется какая-нибудь печальная фраза с губ. Вот однажды в эмиграции я не выдержал и горько заметил о каком-то своем товарище: «Он, видите ли, пишет, что через некоторое время, счастливец, его жена ждет ребенка…». Супруга тогда убежала в слезах в свою комнату, а мне сделалось неловко за свое малодушие. Да, я, как и моя жена, Надежда Константиновна, очень сильно хотел иметь ребенка, но тщетно… В своих сочинениях я всегда, поэтому, резко осуждал некую несуществующую «мещанскую парочку, заскорузлую и себялюбивую, которая бормочет испуганно: самим бы, дай бог, продержаться как-нибудь, а детей уж лучше не надобно».
Такие ведь люди и на самом деле встречаются. И не подозревают они, насколько трудно и тяжело это, когда хочешь, но не можешь иметь ребятенка.
Моя Наденька до последнего моего вздоха будет моей главной женщиной. Она – очень умная и талантливая. И пускай не все гладко складывалось, но мы – самые близкие люди друг для друга.
И я никогда не терпел высокомерного отношения к прекрасному полу. Да, многие дамы может и глупы как пробки, но этого можно ожидать и от мужчин. Не всем дан природный ум и видение тех или иных вещей в их истинном свете, и те, кто умнее, должен показать и рассказать другим, какие идеалы есть подлинные. И если женщина умна, она тоже имеет право просвещать. И как не покажется это странно обывателям, в наше время и с женщиной есть о чем поговорить и поспорить.
